Но теперь его нет — жертва того, что случилось там, снаружи, он навсегда изгнан в мир гриверов. Они забрали его туда, куда обычно уносят свою добычу. Хотя у Томаса имелось множество причин презирать Бена, он, по большей части, жалел его.
Томас и вообразить не мог, каково это — вот так вот оказаться в Лабиринте. Но судя по последним мгновениям Бена, когда он извивался в конвульсиях, рыдал, плевался и вопил, не приходилось сомневаться в важности главного правила Приюта: никто не должен выходить в Лабиринт, кроме Бегунов, да и те — только в дневное время.
А поскольку Бена уже однажды ужалили, то он знал лучше любого другого, что его ожидает.
«Бедный парень, — думал Томас. — Бедный, бедный парень…»
Томас поёжился и перевернулся набок. Чем дольше он раздумывал, тем менее удачной казалась ему идея стать Бегуном. И всё же каким-то необъяснимым образом она продолжала привлекать его.
Наутро небо едва посветлело, а в Приюте уже начали раздаваться будничные звуки рабочего дня. Они разбудили Томаса, который впервые после своего прибытия сюда по-настоящему крепко уснул. Он сел и принялся тереть глаза, стараясь встряхнуться, прогнать тяжёлую дремоту, но махнул рукой и повалился обратно в надежде, что о нём не вспомнят.
Через минуту надежду грубо развеяли.
Кто-то похлопал его по плечу. Разодрав глаза, он наткнулся на пристальный взгляд Ньюта. «Ну что тебе надо?» — подумал он.
— А ну вставай, дубина.
— Тебе тоже доброе утро. Который час?
— Уже семь, Чайник, — ответил Ньют с насмешливой ухмылкой. — Так что я дал тебе отоспаться — ещё бы, после пары этаких денёчков!
Томас привёл себя в сидячее положение, проклиная всё на свете и желая только одного — поваляться ещё часика четыре.
— Отоспаться? Вы что, парни, дремучая деревня совсем? С курами встаёте… — «Деревня»? Откуда он знает, что это такое и как там живут? Опять шуточки памяти!
— Ага. Да, раз уж ты об этом заговорил… — Ньют плюхнулся рядом с Томасом и уселся, подогнув под себя ноги. Несколько мгновений он помолчал, наблюдая за поднимающейся будничной суетой. — Сегодня поработаешь с Червяками, Чайник. Посмотрим, может, тебе это придётся больше по вкусу, чем резать глотки несчастным чушкам-свинюшкам.
Томасу надоело, что с ним обращаются, как с младенцем.
— А не хватит меня так называть?
— Как? Чушка-свинюшка?
Томас выдавил смешок и потряс головой:
— Нет — Чайник. Я же теперь не самый новый новичок, разве не так? Та девица в коме теперь Чайник. А меня зовут Томас. — Он встрепенулся при внезапном воспоминании о девушке — об ощущаемой им странной связи с нею. Нахлынула неясная грусть, словно он хотел видеть её, даже тосковал по ней… «Что это ещё за бред? — упрекнул он себя. — Я даже не знаю, как её зовут!»
Ньют откинулся назад, подняв брови:
— Ну и ну, да ты, никак, за ночь отрастил приличного размера яйца!
Томас игнорировал комплимент и продолжил:
— Кто такие Червяки?
— Так мы называем парней, что целыми днями стоят воронкой кверху в Садах — ну, там, копаются в земле, полют, сажают и прочее.
Томас кивнул в нужном направлении:
— Кто у них Страж?
— Зарт. Хороший парень, до тех пор пока не отлыниваешь от работы. Это он — тот великан, что стоял вчера первым на шесте.
Томас отмолчался: надеялся как-то ухитриться и прожить день без упоминаний о Бене и Изгнании — эта тема приводила его в замешательство и заставляла остро чувствовать свою вину. Поэтому он заговорил о другом:
— Так почему ты припёрся меня будить?
— А чем тебе моя рожа с утра не угодила? Не нравлюсь, что ли?
— Не так чтобы очень. Так что… — Но тут раздался грохот расходящихся стен. Он посмотрел в сторону Восточной двери — кто его знает, а вдруг там стоит Бен? Но увидел не кого иного, как Минхо — тот потянулся, потом вышел за порог, наклонился и что-то подобрал.
Это был наконечник шеста с кожаной петлёй. Похоже, в Минхо он никаких чувств не вызвал: Страж просто бросил его одному из своих Бегунов, а тот подхватил и отнёс ошейник в сарай с инструментами.
Томас обернулся к Ньюту в недоумении: как мог Минхо быть таким бесчувственным?
— Что за…
— Я видел только три Изгнания, Томми.
..
— Я видел только три Изгнания, Томми. И все в точности такие же мерзкие, как вчерашнее. Но каждый грёбаный раз гриверы оставляют нам на пороге ошейник. Вот от чего рехнуться можно!
Томас вынужден был согласиться.
— Что они делают с теми, кто попадает в их лапы? — Да ладно, так ли уж ему хотелось это знать?
Ньют лишь пожал плечами, впрочем, его равнодушие, похоже, было напускным. Ему, скорее всего, просто невмоготу говорить о таких вещах.
— Расскажи мне о Бегунах, — вдруг вырвалось у Томаса. Он тут же прикусил язык, несмотря на настоятельную потребность извиниться и сменить тему. Ему ведь так хотелось узнать о них побольше! Даже после того, чему он стал свидетелем накануне, даже увидев в окне гривера — он жаждал знать всё о Бегунах. Эта тяга была совершенно необорима, причём, непонятно почему. Просто он был рождён, чтобы стать Бегуном в Лабиринте — вот и всё.
Ньют в замешательстве помолчал.
— О Бегунах? Зачем?
— Просто так.
Ньют бросил на него подозрительный взгляд.
— Лучшие из лучших — вот кто эти ребята. Иначе нельзя. От них зависит всё. — Он подобрал камешек и швырнул его, рассеянно глядя на то, как тот подпрыгивает по земле.