— Сегодня у ваших в Датской башне, вроде бы, праздник первого снега,
— сказала она. — Парням только повод дай, чтобы напиться.
— Идем, я провожу тебя, — сказал ей Синяка.
Амда открыла тяжелую дверь башни, и в тот же миг грянул пушечный выстрел. Девушка отпрянула и прижалась к стене.
— Проклятье, — пробормотала она.
Вокруг все заволокло пороховым дымом, сквозь который еле-еле пробивались пятна света от горящих факелов. Из дыма донесся дружный радостный вой, на гребне которого взлетел фальцет Батюшки-Барина:
— Вот это бабахнуло!
Синяка споткнулся у входа о бочонок, выпрямился и прищурил глаза. В бочонке что-то булькнуло. Судя по всему, в башне действительно полным ходом шла пирушка. Галдели голоса, стучали кружки, топали ноги, и в эту какофонию особенным, отчетливым звуком вплетался хруст снега и звон шпаг.
— Там дерутся, — ревниво сказала Амда.
— Пойдем посмотрим, — с готовностью предложил Синяка.
Они обошли башню кругом и в желтом пятне света, падавшем из окон второго этажа, увидели поглощенных поединком Хильзена и Норга.
Хильзен, стройный, темноволосый, легкой тенью скользил по тропинке, и в его глазах светилось вдохновение. Он сражался левой рукой. Широкоплечий Норг со взъерошенными жесткими волосами цвета соломы был груб и небрежен, как всегда. Он уже тяжело дышал, хватая ртом холодный воздух, но сдаваться пока не хотел.
Блестящими глазами Амда посмотрела на бойцов несколько минут, потом вздрогнула от холода и пошла в башню следом за Синякой.
Их появление встретили радостными воплями. Завоеватели подгуляли уже до такой степени, что обрадовались бы даже черту.
— Синяка! — крикнул Иннет с «Черного Волка». Язык у него основательно заплетался. — А мы тут такой «о танненбаум» отгрохали! Во!
Он широко взмахнул рукой в сторону елки, укрепленной в углу комнаты; ее всунули доспеху между ног и привязали ремнем, чтобы не падала.
Пьяным жестом Иннет имел неосторожность задеть по уху Косматого Бьярни. Капитан «Медведя» мимоходом ударил его кулаком в лицо, не прекращая дружеской беседы с Тоддином. Иннет упал под стол и не показывался более.
В углу возле елки сидел на полу Хилле и ел засохшие оладьи невероятно грязными руками, время от времени обтирая их об одежду. Изредка он задумчиво озирал окрестности большими карими глазами, похожими на глаза оленя. Батюшка-Барин был с ног до головы заляпан жиром.
Батюшка-Барин был с ног до головы заляпан жиром.
За столом Синяка заметил капитана «Черного Волка». Бракель приветственно замычал с набитым ртом и замахал своей племяннице большим ножом, на который был насажен внушительный кусок жареного мяса.
На миг все голоса перекрыл чистый звук трубы. Мелодия, простая и веселая, запорхала по залу. Синяке показалось, что челюсти пирующих начали двигаться в такт. Он нашел глазами музыканта — тот стоял за спиной у Бьярни. Это был горожанин лет пятидесяти, одетый в потасканную, но еще крепкую куртку, обшитую шнурами. Волосы у него начинали седеть.
Музыкант опустил трубу, взял со стола два куска мяса и начал жадно есть, давясь и захлебываясь слюной. Второй кусок он торопливо сунул в нагрудный карман, вздрогнув при этом всем телом — мясо было горячее. Бьярни обернулся, на миг прервав беседу, и вы рвал еду у музыканта из рук. Тот жалобно посмотрел на капитана, однако ни слова не сказал.
— Тебя зачем позвали? — вопросил Бьярни. — Чтоб ты жрал? Играй, давай, ты!..
Рот музыканта плаксиво перекосился, однако он послушно поднял трубу.
Желтоволосая Амда приметила на краю стола местных девиц разнузданного вида и обменялась с ними быстрыми неприязненными взглядами. Затем она пристроилась возле своего дяди и с аппетитом принялась за еду.
Синяка пнул Хилле в бок. Батюшка-Барин подавился блином и возмущенно выругался, вытирая локтем рот.
— Пойдем вниз, поможешь пиво дотащить, — сказал Синяка. — Я там видел бочонок.
— А ведь верно, — сказал Батюшка, вставая.
Бочонок пива вызвал новый взрыв восторга. Синяка стал героем следующих пяти минут.
— Каков! — с отеческой гордостью изрек Бьярни и указал на него рукой.
Синяка подошел к желтоволосой девушке.
— Дай мне, пожалуйста, нож.
Она склонила голову набок, и Синяка только сейчас как следует разглядел ее при ярком свете. Глаза у нее были серые, а широкоскулое лицо усыпано бледными веснушками.
— Возьми, — сказала девушка.
Синяка уселся верхом на бочонок и двумя резкими ударами пробил в нем дыру. Пиво плеснуло на пол, когда Синяка наклонил бочонок.
— Подставляйте кружки! — крикнул Синяка.
Первым возле него оказался Хилле.
— Эта девка — сущая чертовка, — сказал Батюшка, облизываясь. — Ты хоть знаешь, простота, кто она?
— Почему чертовка? — удивился Синяка. — Она хорошенькая.
— Хорошенькая стерва, — уточнил Хилле. — Это Амда, племянница Бракеля. Бракель обнаружил ее на «Черном Волке» через неделю после отплытия. Поначалу хотел утопить, да ребята отговорили. — Хилле энергично почесался и прильнул к пиву.
Когда Синяка возвращал Амде нож, Бракель уставился на паренька мутным взором. Какое-то время старый Завоеватель, видимо, пытался установить, не темнеет ли у него от пьянства в глазах, но потом вспомнил, что видел Синяку еще раньше и с облегчением сказ ал, громко икнув посреди фразы: