И все же она не сдавалась. Когда схлынуло отчаяние первых дней, она стиснула зубы и решила жить наперекор всему, жить, чтобы хотя бы этим досадить ненавистной захватчице.
Она не позволяла себе подолгу лежать. Четыре шага — это тоже расстояние. Она сотни и тысячи раз за день отмеряла эти четыре шага, пока не начинали гудеть от усталости ноги. Она упорно загружала работой каждую мышцу своего тела и увеличивала нагрузки, насколько позволяла скудная тюремная пища…
Она заставляла себя вспоминать все, что когда?либо прочла. Она сама придумывала пьесы и мысленно разыгрывала их; и каждый день она во всех подробностях вспоминала ненавистный облик Владычицы — чтобы еще больше подхлестнуть себя гневом. Она твердо верила, что выйдет отсюда…
И еще она часто вспоминала свой удар, обративший в мелкое крошево заветные Камни Халлана. Ей начинало казаться, что в этом ей был дарован знак, — разве мог обычный меч, пусть даже и очень хорошей стали, раздробить с одного раза магические кристаллы? И кроме того, она помнила ласковое и теплое прикосновение к ее пальцам этой каменной крошки, словно верно служившие ее предкам талисманы прощались со своей хозяйкой. Порой, когда мрак в камере становился совершенно непроглядным, Арьята замечала слабое алое свечение вокруг своих пальцев; в такие минуты она, обнаженная, ложилась на жесткие доски и гладила, гладила этими светящимися пальцами свое тело, словно надеясь тем самым уберечь его от разрушительного действия неволи.
И тело ее действительно упорно сопротивлялось недугам. Шли месяцы, они слагались в годы, а принцесса по?прежнему чувствовала себя полной сил и бодрой, прохаживавшиеся по телу ладони ощущали не дряблый жирок, а упругость мускулов; ум ее не отупел, сознание не помрачилось. Она научилась не обращать внимания на тяготы заключения, не биться в рыданиях и не молить своих палачей о помиловании.
Она ждала, ведя счет дням по регулярным сменам караула.
Она ждала чуда.
* * *
— Трогваар! Трогвар! Да где же ты, пострел, иди обедать! — точь?в?точь как любая мать в Халлане, звала непоседливого Трогвара супруга Вестри, Регомонда, под чьей неусыпной опекой оставался мальчишка.
Миновало семь лет, как Вестри и его родня обосновались в Круглой долине, как, не мудрствуя лукаво, именовали они свое обиталище. Жизнь их текла тихо и бестревожно, крутые откосы гор надежно отгородили гномов от бед и тревог большого мира. Ни тролли, ни койары не беспокоили их; время от времени Вестри, соблюдая строжайшую тайну, осторожно наведывался в родные места, встречаясь с двумя?тремя особо доверенными друзьями — койары, после того как что?то произошло в их главной крепости, оставили лесных гномов в покое, вдобавок избегая стычек с троллями Царицы Маб, показавшими себя большими мастерами войны в чащобах.
Почти все свое время Вестри посвящал воспитанию Трогвара. Принц с одинаковой легкостью говорил как на языке людей, так и лесных гномов — от него не скрывали, что он — Человек. Не таясь, Вестри рассказывал едва научившемуся понимать его речь Трогвару о дальних странах, о городах Людей, и каждый его рассказ непременно заканчивался словами: «Когда минет еще три зимы (потом — две, потом — одна), мы с тобой отправимся туда».
Трогвар рос крепким и здоровым — гномы умеют отыскивать особо полезные травы и коренья. Ловкий и гибкий, точно белка, он мог взобраться на любое дерево, на любую скалу; более того, Вестри преодолел врожденное отвращение этого народа к воде и научил Трогвара плавать ловчее выдры, хотя при этом на берегу озера толпилось все семейство, пока Вестри не разгонял их суровыми окриками.
В четыре года Трогвар получил свой первый лук; в семь редкая его стрела летела мимо цели, если только могла достичь ее. Как мог, Вестри пытался обучить своего воспитанника владеть хотя бы палкой, однако здесь не преуспел, поскольку не слишком?то хорошо умел сам.
— Тро?ог?вар!!
Зашуршали кусты, и из них вынырнула голова мальчишки — загорелое, исцарапанное лицо, веселые карие глаза, румяные щеки…
— Ну, тетя! — Он знал, что родители его умерли, «ушли служить богам», как объясняли ему.
— Давай скорее — обед ждет, и дядя Вестри тоже.
— Дядя? Ура, наверное, пойдем к скалам!
— Нет. — Регомонда украдкой смахнула слезу. — Вы с ним уходите в большой мир. Трогвар лишился дара речи.
— Да, да, именно сегодня, — подтвердил подошедший Вестри. — Пришла пора, мой дорогой. Пришла пора. После обеда выходим!..
После поневоле суматошных сборов, слез, объятий и всего прочего в доме Вестри наконец наступила тишина. Сам хозяин и двое его братьев взвалили на плечи увесистые тюки с провиантом, мешок поменьше достался и Трогвару, и все до единого гномы клана двинулись неторной тропой к заветному камню, открывавшему дорогу из долины. Трогвар изнывал от нетерпения, поминутно забегая вперед; однако, когда перед ним распахнулась холодная пасть узкого тоннеля, он внезапно остановился, и улыбчивое лицо его сделалось вдруг необычайно серьезным. Он вздохнул, точно взрослый, и, повернувшись, долгим взглядом окинул и собравшихся тесной кучкой остальных гномов, и всю просторную долину…