И выходные у Тома были. Правда, его всегда сопровождал кто-нибудь из громил Чифа, но не очень-то он ерепенился. Они и в магазины за новой одеждой заходили, и на пляжах загорали, и просто так катались в видавшей виды машине Гомера, и в кинотеатриках просиживали на скучных для Тома американских боевиках, и, конечно, в забегаловках разных бывали, наливаясь местным пивом.
В общем, все действительно как-то устаканилось.
А потом стало еще интереснее. Чиф не соврал и в том, что стал подыскивать Тому клиентов по ремонту самого разного оборудования. Правда, для этого приходилось иногда тащиться чуть не через всю страну. Вот тогда-то Том и рассмотрел эту самую оконечность Африки как следует, и увидел многие чудеса этой замечательной страны, о которых потом многие годы вспоминал с неизменным удовольствием.
Хотя одно было все же плохо в этих его разъездах. Очень часто приходилось встречаться с черным расизмом. По-видимому, деловые связи Чифа, какие бы они ни были, включали только людей его расы. Либо белым традиционно не требовались отремонтированные, из вторых рук, машины и приборы. А потому Тома почти всегда и везде, куда бы он ни приезжал, сначала встречали настороженно, если не сказать, враждебно. Бывало, даже ворчали в лицо, мол, опять эти белые свое расовое превосходство демонстрируют… Но при этом, как правило, спустя пару-тройку часов неприкрытая напряженность начинала проходить, и когда Извеков неизменно добивался того, чтобы самые дурацкие машины начинали работать, отношение к нему менялось.
У него даже появилось нечто вроде репутации, что сказалось на том, сколько заказов начал приносить ему Чиф. Вернее, он уже давно перестал сам приезжать на этот склад, чаще звонил Гомеру, а когда тот пару раз намеренно или действительно случайно напутал в простейшей передаче названия той или иной конторы, ее адреса и контактного номера телефона, куда Извекову полагалось бы явиться, Чиф стал требовать, чтобы к телефону подходил сам Том. Своих мордоворотов он для такого тонкого дела не использовал, видимо, не верил, что им хватит для этого умственных способностей.
А потом пошло почему-то много деталей и блоков, которые имели откровенно военное назначение — приборы наведения, самолетные или вертолетные блоки управления, узлы локационного или навигационного оборудования. Однажды Тому пришлось даже ремонтировать что-то смахивающее на судовой радар весьма немалого радиуса действия. Вот тогда-то он и призадумался.
Войны кипели, казалось, со всех сторон и были направлены не против мекафов, как бы Тому хотелось, а против людей. То есть люди исступленно продолжали воевать друг с другом. И по разным причинам — из-за голода, скученности или недостатка действительно удобных для проживания мест, а может быть, и без явных причин, просто потому, что война почему-то оказалась свойственна природе человека и устройству местного общества. Порой войны возникали потому, что тот или иной царек не мог удержаться у власти, и он убивал своих сограждан, вернее сказать, «подграждан», на войне, чтобы сохранить над ними свое главенствующее положение, разумеется, дающее множество привилегий.
В такой ситуации оружия требовалось очень много — излишне много, по мнению самого Тома. Правда, в этом положении было для него одно очень выгодное условие: на фоне непрерывных войн он был очень уж незначительным фактором. Даже секуриты, какими бы упертыми и упрямыми ни были, соваться со своими поисками в эту кашу не хотели.
А то, что они не бросили его поиски, почему-то было Извекову ясно как божий день. Вот только искали они его не совсем правильно. Они никак не могли предвидеть того, что он попадется Чифу и настолько быстро устроится совсем не в том положении, какое они рассматривали как наиболее вероятное для него. С этой точки зрения, его работа у Чифа оказалась совсем неплохим прикрытием… Вот только все хорошее, как тоже было ясно, когда-нибудь должно закончиться.
И потому, сколько бы Том ни путешествовал, как бы ни обустраивался в этой стране, он понимал, что и отсюда придется когда-нибудь удирать. Слишком уж он тут был на виду, слишком уж его житье тут было шито белыми — если каламбурить — белыми, как его кожа, нитками.
Слишком уж он тут был на виду, слишком уж его житье тут было шито белыми — если каламбурить — белыми, как его кожа, нитками.
И еще ему снова жутко, почти до физической боли, вдруг стало не хватать лодирования. То есть в какой-то момент Извекову даже стало казаться, что он уже ушел от этого. Зато потом… Все-таки его странная, на грани чуда, работа, когда он видел устройство самых необычных и незнакомых для себя приборов, будто они были нарисованы на бумаге, и он только поправлял то, что не могло по каким-то причинам работать исправно, она каким-то образом истощала… его прежние запасы, полученные под загрузкой. И их требовалось восстановить. Это было… Для себя Том провел аналогию со сном — ведь сна тоже, бывает, не хватает, а в самом устройстве человека есть то, что требует необходимости уснуть, покемарить, соснуть, давануть ухо, отключиться — в общем, отдаться во власть Морфею.