По нему выходило, что люди подошли в организации своего общества к краю пропасти, и возникал вопрос уже о выживаемости человеческого рода-племени в целом. Лишь в некоторых странах было достигнуто некоторое благополучие, и то весьма и весьма относительное… Но вот едва ли не Божьим промыслом на человечество, на Землю напали «губки», как теперь на общепринятом жаргоне называли мекафов. И люди сразу получили второй шанс в развитии, возможность совершенствоваться и даже объединиться в нечто слитное, что в речи многих комментаторов, которые об этих материях толковали, звучало как «одинаковость».
То есть многим из этих комментаторов очень хотелось быть одинаковыми… Вот только, к сожалению, Извеков на каждом шагу видел противоположное — нигде ни один человек не полагал себя одинаковым с другими, не объединялся просто так, за здорово живешь, из одного уважения к завоевателям, зато везде и всегда пробовал отъединиться от всех, кто был хоть сколько-нибудь на него не похож.
Возникало, таким образом, старое, как мир, противоречие между почти любой идеологией, которую Тому приходилось узнавать и наблюдать в действии, и человеческой природой, заложенной в человека как матрица поведения и любого практического действия. И не могло быть в этом никакого соответствия, потому что желания чинуш и вообще всяких власть и богатства предержащих, и устремления остальных людей, вынужденных на этом свете существовать, продолжать жизнь свою и своего потомства, передавая прошлое в будущее… В неведомое будущее… В общем, эти две породы людей никак не совпадали и кажется, не могли никогда совпасть.
А потом с Томом случилась неприятная история. Жил он себе в пансионате, никого не трогал, почитывал газеты, смотрел телик и гулял; о работе не думал, о деньгах, заработанных в добывающей компании, тоже, потому что не был уверен в своей кредитной карточке, как в том чипе, который стащил у механика на Ямайке. И вот однажды…
Стук в дверь его комнаты раздался совсем поутру, когда и не развиднелось по-настоящему. Том включил лампу на тумбочке и поднялся. Открыл дверь, о чем потом не раз пожалел, но, видимо, отвык от необходимой для большого города осторожности, проведя последние годы на подводных станциях, где все и всегда контролировалось, где не могло возникнуть никаких бытовых осложнений…
Их было трое, все в полицейской темно-синей форме. Один тут же заломил Тому руку и прижал щекой к стене. Второй помахал для убедительности перед его лицом электрошоковой дубинкой, а третий прошел в комнату и уверенно уселся в единственное кресло. И когда Тома развернули, чтобы он мог увидеть этого начальника, тот спросил, презрительно бросая слова:
— Дошли до нас сведения, парень, что подозрительный ты тип. Сверх меры подозрительный.
Том присмотрелся к полицейскому. Это был здоровый бугай, черный, естественно, злой и привыкший только к одной реакции: чтобы его боялись, а он делал, что хотел.
— Что же во мне подозрительного? — спросил Извеков.
И тут же полицейский, что держал его руку на излом, несильно треснул Тома по почкам.
— Молчи, пока тебе не разрешили разговаривать! — прошипел он на ухо Тому.
— Во-первых, мы выяснили, что денег у тебя, по-видимому, нет. О работе ты не помышляешь, ходишь туда-сюда, что-то высматриваешь… Ты, часом, не грабитель какой-нибудь?
— Нет, — сказал Извеков. Он еще не вполне проснулся даже. И когда мордоворот сзади еще разок его пихнул, он со злостью повернул к нему голову: — Меня же спрашивают… — Для убедительности добавил еще: — А не отвечать невежливо, меня так мама учила.
— И где живет твоя мама?.. — спросил другой, у которого в руках действительно был электрошокер.
— Полагаю, что это — мое дело, — сказал Том, уже приготовившись к очередному тычку, каждый из которых отзывался немалой болью. Хотя были они и не сильны, но бить тут, как оказалось, умели.
— И ко всему, похож ты, парень, на одного такого же, которого нужно отловить. — Этот аргумент начальник проговорил уже совсем зло. Они с Томом обменялись сложными взглядами, и, осознав, что ответа не будет, офицер добавил: — Вот скажи мне, какова твоя специальность? Кто ты по профессии?.
— Этот аргумент начальник проговорил уже совсем зло. Они с Томом обменялись сложными взглядами, и, осознав, что ответа не будет, офицер добавил: — Вот скажи мне, какова твоя специальность? Кто ты по профессии?.. Часом, подводными работами не занимался?
Том даже обомлел от такого точного попадания этого… мента в его прошлое. Но сумел удержать лицо неподвижным, лишь лихорадочно прикинул в уме, что бы такое сказать, чтобы сошло за правду? И вдруг придумал. Вернее, каким-то чутьем, непонятным ему самому, прочитал в сознании полицейского что-то… Или даже не прочитал — догадался, что могло ему помочь.
— Я инженер-электронщик, — сказал Извеков и сам удивился. Не очень-то он был сведущ в электронике, тем более в новой, привезенной мекафами — очень навороченной, в которой не всегда и целые человеческие институты могли разобраться. — И деньги у меня есть. Почему вы решили, что у меня нет денег?
Начальник о чем-то размышлял — это было видно, у него даже две вертикальные складки образовались на лбу. Он посмотрел на Тома уже чуть иначе, пожалуй, заинтересованно.