меня и не было. Их вернут в прошлое, как раз за несколько секунд до того момента, когда мы с ними встретились.
— Но они хотя бы будут помнить о том, что с ними здесь происходило?
— Нет, Аретино. Помнить об этом будете только вы. Я хочу, чтобы вы все-таки написали свою пьесу.
— Понятно, — кивнул Аретино. — Откровенно говоря, я не ожидал такого поворота событий. Не думаю, чтобы нашим актерам это понравилось.
— И, однако, им придется подчиниться, нравится им это или нет. Иначе пусть пеняют на себя.
— Что ж, придется мне им растолковать, что к чему.
— Уж вы постарайтесь, любезный Пьетро. Не теряйте времени, идите к ним. Мы с вами встретимся в церкви.
— Вы покидаете нас?
— Есть у меня одна идея, — ответил Аззи. — Если мой план удастся, пьесу о Семи Золотых Подсвечниках еще можно будет спасти.
Глава 2
Совершив переход в систему Птолемея, Аззи увидел над своей головой хрустальный купол небесного свода и хрустальные сферы, на которых
держались золотые звезды, каждая на своей орбите. Аззи попадал сюда уже не в первый раз, и его всегда удивлял образцовый порядок, царивший в
этой системе, — порядок, которому неукоснительно подчинялось все живое и неживое.
Аззи мчался со скоростью Демона до тех пор, пока вдалеке не показались Гостевые Врата Рая. Для него это был единственный путь на Небеса.
Всякого, кто осмелился бы пройти через служебный вход, ждало суровое наказание.
Гостевые Врата, строгие решетчатые бронзовые ворота сорока локтей в высоту, висели на двух мраморных столбах. К ним вела дорожка из белых
пушистых облаков, ступать по которым было мягче, чем по самому роскошному персидскому ковру. В чистом воздухе далеко были слышны ангельские
голоса, распевающие «аллилуйя». У входа стоял массивный стол красного дерева, за которым сидел благообразный лысый старичок с длинной седой
бородой. К его белой атласной хламиде была приколота современного вида карточка в пластиковой обложке: «Святой Захария.
Господь да пребудет с
Вами!». Этого старичка Аззи не знал, хотя был знаком почти со всеми обитателями Рая. Впрочем, на вахту у Гостевых Врат обычно назначают кого-
нибудь из малозначительных святых.
— Чем могу быть вам полезен? — осведомился Захария, увидев демона.
— Мне нужно поговорить с Архангелом Михаилом.
— Он оставлял какие-нибудь письменные распоряжения насчет вас?
— Боюсь, что нет. Я ведь не договаривался с ним о встрече заранее.
— В таком случае, любезнейший, боюсь, что…
— Послушайте, — досадливо поморщился Аззи, — я пришел по очень важному делу, которое не терпит отлагательств. Доложите же Михаилу, что я
прошу меня принять. Даю вам слово демона, он только похвалит вас за расторопность.
Что-то ворча себе под нос, Захария поднялся из-за стола и направился к мраморному столбу Врат, где висела златая переговорная труба.
Произнеся в трубу несколько слов, он приставил к ней ухо и стал ждать ответа, весьма скептически поглядывая на демона. Наконец из трубы
послышался чей-то начальственный голос, который произнес несколько коротких слов. — Разрешите заметить, сэр… — забормотал святой. — Это
нарушение правил… Да… Да… Слушаюсь!
И, повернувшись к демону, сказал:
— Вас велено пропустить.
Открыв маленькую служебную дверь, поставленную рядом с парадными Гостевыми Вратами, Захария пропустил Аззи на территорию Рая.
Аззи зашагал по песчаным дорожкам мимо зеленых лужаек, на которых стояли опрятные беленькие домики. Вскоре он добрался до административного
здания в западной части Рая. Сам Михаил встречал его на ступеньках. Он провел демона внутрь и налил ему бокал превосходного вина — в Раю знают
толк в винах, хотя за стаканом доброго виски вам пришлось бы идти ко всем чертям. Аззи сразу же перешел к делу.
— Я хочу заключить с тобой договор, — сказал он Михаилу.
— Договор? О чем? И на каких же условиях?
— Тебе, безусловно, известно, что Ананке запретила постановку моей Безнравственной Пьесы?
Михаил усмехнулся:
— Ах, так, значит, она все-таки запретила твою пьесу! Что ж, отлично!
— Так, значит, тебя это радует? — Аззи говорил ровным, безжизненным голосом.
— Конечно! Хотя в принципе Ананке положено быть выше Добра и Зла, верша правосудие, я рад, что она понимает, с какой стороны ее хлеб
намазан маслом.
— Я предлагаю договориться по-хорошему.
— Ты хочешь заключить со мною союз против Ананке?
— Да.
— Ты меня удивляешь. Ананке запрещает твою Безнравственную Пьесу, чему я, признаться, очень рад. И ты предлагаешь мне выступить против нее?
— Сдается мне, что ты просто завидуешь успеху моей постановки, вот почему тебе так хочется, чтобы пьесу отменили. Михаил снисходительно
улыбнулся:
— Ну, может быть, я тебе и завидую. Чуть-чуть. Признаться, меня уже давно раздражают твои вечные поиски чего-то нового, твое стремление
показать всему миру, на что ты способен. Однако, решив остановить тебя на этот раз, я исходил отнюдь не из личных соображений. Ведь твоя пьеса
подрывает основы всяческой морали, которую я, как служитель Добра, призван защищать. Разве не так?
— Нет, не так, — сказал Аззи.
Разве не так?
— Нет, не так, — сказал Аззи. — Ты, конечно, не поверишь мне, но дело на этот раз речь идет о гораздо более серьезных вещах, чем мораль как