— Троих нашел, батюшка. Хватит?
— Давай по одному!
Первым «экспертом» оказался Роська. Он, по приказу боярина Федора, быстренько зачитал номера шлемов: 53, 66, 67, 79, 82, 91, 102 и 109.
— Гм, последний, значит, сто девятый?
— Так точно, боярин! — бодро отрапортовал Роська.
— Ага. — Федор благосклонно кивнул. — А какое самое большое число можно этими литерами записать?
— Какое угодно, только цифр больше будет, чем здесь!
— Нет, четырьмя литерами, сколько записать можно?
— Девять тысяч девятьсот девяносто девять!
— Вот, как… ну а тьму записать можно?
— Нет, боярин, пять цифр понадобится.
— Так, значит… — Федор задумчиво поскреб в бороде. — А скажи-ка отрок…
— Урядник Василий!
— А скажи-ка нам, урядник Василий… вот этот шлем девяносто пятый…
— Девяносто первый, боярин!
— Да, девяносто первый, а как будет, к примеру, девяносто девятый?
Роська поискал, чем писать, потом макнул палец в миску с водой, стоящую под светцом и вывел цифры прямо на столе.
— Так, значит… — Федор задумчиво поскреб в бороде. — А скажи-ка отрок…
— Урядник Василий!
— А скажи-ка нам, урядник Василий… вот этот шлем девяносто пятый…
— Девяносто первый, боярин!
— Да, девяносто первый, а как будет, к примеру, девяносто девятый?
Роська поискал, чем писать, потом макнул палец в миску с водой, стоящую под светцом и вывел цифры прямо на столе.
— Почему две? — тут же прицепился боярин Федор. — Здесь везде по четыре литеры!
Роська недоуменно оглянулся на Мишку, но тот демонстративно уставился в стену.
— Так, боярин… это же нули.
— Ну и что?
— Первый ноль означает, что нет тысяч, а второй, что нет сотен. — Принялся объяснять Роська. — Десятков девять и единиц девять, вот и получается девяносто девять. А вот сто второй. Тысяч тоже нет, вместо них ноль, сотня одна — вот единица, десятков опять нет, вместо них ноль, а единиц две — вот двойка.
— Угу…
Боярин Федор снова полез в бороду — сказанное Роськой совершенно не укладывалось в систему его понятий о счете и числах. Вместо привычных литер «червь» и «фита» на столе перед ним были нарисованы две совершенно одинаковых хвостатых загогулины, означавших, по словам мальчишки число девяносто девять. Да еще какой-то непонятный «ноль», который, оказывается, означает полное отсутствие чего-то там… а зачем он тогда вообще нужен?
Мишке, в свое время, стоило огромного труда внедрить в головы отроков позиционную систему счисления. Дело дошло даже до игры в «солдатики», когда на столе выстраивались десятки и сотни глиняных фигурок.
— Так… Василий… и для чего тогда надо было делать запись из четырех литер, если две левые… ничего не значат? — Формулировка вопроса явно далась боярину с трудом.
— Ну почему же не значат? — Роська умел быть въедливым, как пожарный инспектор. — Они значат, что тысяч нет и…
— Ладно, ладно… значат, так значат… — Федор утер со лба пот, а Коней глянул на Роську, как на заразного больного. — Но зачем четыре литеры, если, как я понял, можно обойтись двумя? Я ведь правильно понял?
— Да, боярин, можно. А зачем… — Роська надолго задумался. — Не знаю, зачем, но для чего-то надо было. На железе же цифры выбивали, не просто же так.
— А подумай-ка еще! — влез в разговор Корней. — Гляди: ровно-то как выбито, аккуратно! Это труда-то сколько! И на каждом шлеме. Ну не зря же силы и время тратили?
Роська, за отсутствием растительности на лице, полез скрести в затылке, а Мишка, почему-то вспомнил, об оригинальной привычке Стерва чесать, в аналогичной ситуации, поясницу.
— Ну, не знаю, — неуверенно произнес, наконец, Роська — может быть, про запас?
— Какой запас? — чуть не хором вопросили Федор и Корней.
— Это… если они еще больше шлемов делать собирались… Ой! У Журавля что, тьма шлемов накована?
— …!!!
Мишка даже и не представлял себе, что боярин Федор способен столь витиевато сквернословить, впрочем, Корней от приятеля юности не отстал, и, хотя озвучивали они разные тексты, дуэт получился, просто «не в сказке сказать, ни пером описать».
Роська уставился на начальство со смесью испуга и удивления — слыхать-то он еще и не такое слыхал, но ругань-то была реакцией на его слова, вроде бы, никакой крамолы в себе не содержавшие!
— Следующего звать? — деловито осведомился Мишка, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Не надо… — Корней махнул рукой — и ты, Василий, ступай. Молодец, хорошо выучился.
— Рад стараться, господин сотник! — гаркнул Роська так, что впавший в задумчивость Федор даже вздрогнул, потом четко развернулся через левое плечо и вышел из горницы.
— Михайла, чего ты там стоишь? Иди сюда, садись, дальше думать будем.
Мишка, помянув мысленно, что все время забывает подкинуть матери идею карманов, вытащил из малого подсумка цепочку с «номерным медальоном» и положил ее на стол перед дедом.
— Вы не обратили внимания на то, что такая у каждого журавлевца на шее висит?
— Да у них на шеях, чего только не висит, язычники же! Кхе! Хотя, вроде бы, да. А Федя? Не заметил?
— Да на них серебра больше трех пудов собрали, даже странно: откуда столько? Перстни, кольца, браслеты, ожерелья… всего и не упомнишь. — Федор сожалеющее вздохнул, его-то людям от всего этого богатства достался сущий мизер. — А что такое?