Мишка беззвучно матюкнулся сам на себя и полез в подсумок за фигуркой бронзового лиса. Статуэтка там за что-то зацепилась, и Мишка, пока ее выковыривал, невольно прислушался к голосу Роськи, продолжавшего свой рассказ.
— … Тимка ему и говорит: «Что ж ты себе, тогда, средний палец не отрежешь, если он самый длинный, а торчит без толку?», а Матюха ему и отвечает: «Мне он для лекарских дел надобен, особенно когда баб пользую. Иногда ж и внутри, кое-что пощупать надо».
Отроки опять принялись тихонечко фыркать и хихикать.
«Ну, конечно, подростки, да еще в казарме — самая животрепещущая тема, Молодец Матюха, знает, чем раненого отвлечь. Помните, сэр, служил с вами Вася Приходько, имевший несчастье окончить до призыва медицинский техникум? Как его деды изводили, заставляя рассказывать после отбоя всякие байки на, как бы поделикатнее выразиться, гинекологические темы…»
— Внимание! — голос Роськи мгновенно изменился, став резким и повелительным. — Дозор остановился!
Впереди, примерно метров триста пути, было полностью затенено деревьями, кроны которых так разрослись, что образовывали над дорогой свод. Поучился темный туннель, в конце которого, правда, снова был виден участок дороги, освещенный луной. На фоне этого светлого пятна трое дозорных отроков выглядели черными силуэтами, но по их позам можно было догадаться, что они оглядываются назад, ожидая знака или команды от урядника.
— Господин старшина, как будем проходить? — спросил Роська.
Мишка открыл, было, рот для ответа, но его опередил Дмитрий:
— Темное место проходим рысью! Щиты на руку, самострелы к бою! Смотреть внимательно!
«Тьфу, ты, черт, опять забылся!»
Мишка сунул бронзового лиса назад в малый подсумок и, вслед за другими отроками, рывком ослабил идущий наискось через грудь плечевой ремень, на котором висел за спиной легкий щит, изготовленный из вязового кругляша.
Слегка склонившись влево, передернул плечами, и щит соскользнул со спины. Левая рука привычно проделась в локтевой ремень, и Мишка, не хватаясь за рукоятку, продвинул ее еще дальше, так, чтобы щит не мешал держать самострел за цевье. Все движения были отработаны на занятиях до автоматизма, но Мишка чуть отстал от остальных из-за возни со статуэткой.
Дмитрий, оглянувшись, убедился, что сзади, насколько было видно, все приготовились, махнул рукой дозорной троице и скомандовал:
— Рысью… вперед!
Темный участок преодолели без проблем, только в первой телеге громко заплакал ребенок. Было слышно, что едущий рядом с телегой отрок Варфоломей вполголоса ругается, требуя, чтобы женщина его успокоила, а та что-то едва слышно отвечает. Ребенок все плакал. Мишка придержал Зверя и, поравнявшись с телегой спросил:
— Что тут у вас?
— Да вот, разорался… — начал было Варфоломей.
— Я не тебя спрашиваю! — оборвал его Мишка и переспросил у женщины: — Что с ним?
— У него ручка обожжена, а когда скакали, он ей об деревяшку ударился.
Мишка снова поднял глаза на Варфоломея и распорядился:
— Передай назад, чтобы Матвей подъехал, что, самому не догадаться было? — Снова повернулся к женщине. — Сейчас наш лекарь подъедет, посмотрит. — Вытащил из переметной сумы сухарь. — На, пусть пососет, пока.
Женщина благодарно кивнула и склонилась над плачущим малышом.
— Что там? — спросил Дмитрий, когда Мишка снова его догнал.
— Ребенок обожженную руку зашиб, сейчас Матюха подъедет, глянет.
— Добро. — Дмитрий склонился к мишкиному уху и прошептал: — Что ты со своей игрушкой, как дитя малое тетешкаешься? Отроки же смотрят!
— Больше не буду, извини.
«Ну, Митька! Все замечает! А и правда, чего это я? Чуть что, за лиса хватаюсь? Раньше, вроде бы, за вами, сэр, такого не водилось, во всяком случае, до того, как вы его Нинее показали…»
* * *
Собственно, лиса Нинея увидела совершенно случайно и история эта началась с пленного «смотрящего» Ионы. Однажды Мишка сидел на лавочке возле лазарета и старательно делал вид, что присел просто так, а вовсе не дожидается, не выйдет ли случайно Юлька. О чем-то задумался и вдруг услышал над головой ее голос:
— Слушай, Минь, а что ты с пленным делать будешь?
— Не знаю, а что?
— Я Илье сказала, чтобы он пленного из погреба вынул и в теплый подклет пересадил, а то он кашлять начал. Или ты его убить хочешь? Стерв говорил, что Алексей тебя еле удержал.
— Это я сгоряча, Юль. Иона падаль, конечно, и смерти заслуживает, но если сгоряча не убил, то теперь и не знаю. Так просто не смогу. На суд воеводе его отдавать не за что — он против нас ничего не творил, держать его у нас дальше незачем — все, что мог, он уже рассказал. Отпускать, вроде бы, глупо, да и не должны такие подонки жить. Не знаю. Вернется Алексей из Ратного, что-нибудь решим.
— А если пойдете за болото, может, его проводником взять?
— Я бы не взял, нельзя таким верить. А чего ты-то о нем так печешься? Хочешь я его тебе для учебы отдам? Отрежешь чего-нибудь, подлечишь, опять отрежешь, а помрет…
— Дурак!
— На тебя не угодишь: и то тебе не так, и это не эдак.
— Минь, а отдай его Нинее.
— Минь, а отдай его Нинее.
— Нинее?
— Ага. Она говорила, что можно у человека часть жизни забрать и себе прибавить. Очень посмотреть хочется — выйдет у нее или нет.