Дмитрий согласно кивнул, но заговорил о другом:
— Ребята полегли… четверо.
— Ничего зря не бывает! — повторил Мишка дедов афоризм. — Их кровь — плата за науку. Вот если бы мы нужных выводов не сделали, тогда вышло бы, что они погибли зря. А если мы с тобой поняли причины, да еще другим объясним…
— Угу… — Дмитрий немного помолчал, потом продолжил: — Все равно, неладно получилось: три десятка из полусотни без дела болтались, а на остальные два вся тягота легла. Еще повезло, что те разом в одну сторону не кинулись — затоптали бы. — Дмитрий еще помолчал, как бы ожидая мишкиных комментариев, а потом, с неожиданной злостью, выпалил: — А наставники нас, получается, бросили! Алексей-то обещал: «Любого на копья взденем!», а как до дела дошло…
Мишка молчал. Не потому, что Дмитрий был неправ — вчера он сам почти то же самое высказал Алексею, а потому, что совершенно неожиданно ему в голову пришла мысль: «Так все и было!»
«Мать наверняка описала Алексею «проблему Первака» и тот нашел выход: в сущности четыре десятка из пяти оказались в районе ворот, а на задах, куда, по логике вещей должны были ломануться беглецы, оказался только один десяток — Первака.
Если бы двадцать с лишним журавлевских бугаев бросились к воротам, их встретили бы сорок самострелов — почти по два выстрела на стражника — а если бы все они устремились на зады хутора, что при неожиданном нападении со стороны ворот было вполне естественным, им противостояли бы только десять мальчишек, причем, не факт, что у всех были бы в готовности самострелы. План Алексея обрекал десяток Первака на уничтожение! Пожелание матери: «в первом же бою» — исполнилось бы не только в отношении Первака, но и в отношении Вторуши.
Ребят спасла только низкая боеспособность журавлевских стражников — Алексей переоценил противника. Ну, Алексей Дмитрич, ты и тип — дама сердца, любовь юности только пальчиком на сыновей Листвяны указала и ты уже готов замесить вместе с ними еще восемь ни в чем неповинных мальчишек! Блин, но не объяснять же это Дмитрию!»
— Мы, Мить, вот что сделаем, когда вернемся на базу: изготовим макет хутора, соберем урядников и проиграем разные способы наших действий — выясним, можно ли было сделать дело лучше. Надо же нам тактику стрелков разрабатывать, никто, вместо нас, этого…
Договорить Мишка не успел — спереди передали приказ: «Старшину и урядников к наставнику Алексею».
* * *
Выступить в роли спасителей-благодетелей Младшей страже не удалось — караульная служба у христиан-подпольщиков была налажена как следует, и предупреждение о приближении отряда всадников они, надо понимать, получили вовремя. О том, что собрание христианской общины все же имело место, свидетельствовала трава на полянке, притоптанная несколькими десятками пар ног, да небольшой потек воска в подтесанной топором развилке дерева, куда, по всей видимости, ставили икону и свечи. След с поляны уводил к реке и догонять христиан, похоже, было бесполезно — скорее всего, их у берега ждали лодки.
Однако Стерв не был бы Стервом, если бы не добился хоть какого-то успеха — одного из дозорных, охранявших собравшуюся на молебен общину, охотник, все-таки, сумел захватить. Когда Мишка подъехал, Стерв как раз тряс связанного парня лет шестнадцати за грудки, пытаясь, кажется, выяснить: ждали ли христиан подпольщиков лодки, или те ушли сухим путем? Тряс, по всему было видно, совершенно бесполезно — пленник, гармонично сочетая в себе черты арестованного подпольщика и христианского мученика, хранил на лице выражение «умру, но не покорюсь».
Алексей, с самого начала бывший против траты времени на тайную христианскую общину — мол, стражу побили, никто их теперь не тронет — держался поодаль и демонстративно смотрел в сторону, не обращая внимания на безуспешные попытки Стерва разговорить пленника. Мишке пришлось брать руководство на себя. Подъехав вплотную, он набрал в грудь воздуха и гаркнул, имитируя дедовы командные интонации:
— Отставить! — Стерв мгновенно отпустил пленника. — Развязать!
Эта команда тоже была выполнена беспрекословно, Стерв даже поддержал пленного, который от неожиданности чуть не упал. Мишка спешился, снял шлем, и перекрестившись, нараспев произнес:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас.
Ответного «аминь» и крестного знамения Мишка не дождался — пленник смотрел на него со смесью удивления и недоверия. Мишка, не смущаясь молчанием собеседника, выпростал из-под одежды нательный крест и слегка склонив голову в знак приветствия, продолжил:
— Здрав будь, брат наш во Христе. Я внук воеводы Погорынского боярина Кирилла, крещен Михаилом. А тебя как величать?
— Герасимом…
«Ну, слава богу, голос прорезался.
Мишка, не смущаясь молчанием собеседника, выпростал из-под одежды нательный крест и слегка склонив голову в знак приветствия, продолжил:
— Здрав будь, брат наш во Христе. Я внук воеводы Погорынского боярина Кирилла, крещен Михаилом. А тебя как величать?
— Герасимом…
«Ну, слава богу, голос прорезался. Может, хоть какой-то толк будет?»
Герасим все еще недоверчивым взглядом обвел окруживших его всадников и нерешительно спросил: