— Ой, не до нас им! Там такое… на них собак натравили, те коней порвали…
«Ага, значит, не показалось! Ладно, хоть одной непоняткой меньше — подмога острожанам, все-таки пришла, по-видимому, охотники, иначе откуда же собаки?»
— Погоди, с тобой же еще двое должны быть! — спохватился Мишка — Они-то где?
— Так я ж и говорю: собаки… кони понесли.
— Тогда от передней телеги ребят позови, там спокойно. А сзади-то что?
— Там плохо. — Константин безнадежно махнул рукой. — Телега опрокинулась, детишки побились, а Матвей занят…
— Едрит твою… ладно, разбирайся тут, а я — туда.
Телеги на рысях растянулись — задние здорово отстали, факелы в полной темноте слепили и мешали смотреть, поэтому Мишка разглядел происходящее только подъехав вплотную. Телега лежала на боку, из-под нее торчали чьи-то ноги в полотняных портках и поршнях, а рядом громоздилась туша коня с разорванным горлом, под которой натекла уже целая лужа крови. Дети сидели на земле, сгрудившись вокруг женщины, а та согнулась и закрывала голову окровавленными руками. Над ними, широко расставив ноги, нависал ратник из десятка Тихона с обнаженным мечом в руках. Рядом на дороге сидел без шлема отрок Пантелеймон, а Климентий перевязывал ему окровавленный подбородок.
Женщина пошевелилась, ратник тут же пнул ее ногой и угрожающе прикрикнул:
— Только дернись, гнида, второе ухо отсеку… вместе с башкой.
Женщина пригнулась еще ниже. Мишка спешился и придержал за плечи Пантелеймона.
— Что ту у вас приключилось-то?
— А-а… шли на рысях, вдруг какой-то дурень из кустов прыг, и прямо под копыта. Телега на него с разгону наехала и опрокинулась, и тут прямо на нее конь налетел, а на горле собака висит — зубами вцепилась… Конь через телегу перекувырнулся, дядька Тарас — Клим качнул головой в сторону ратника — упал… я думал, что и собака убилась, а она туда, к передней телеге кинулась. Я стрельнул, да разве попадешь? Пантелей из телеги выпал мордой вниз — губу нижнюю прокусил насквозь и оглушило… слушай, как губу перевязывать? У меня чего-то не выходит.
— Сверни кусок тряпки и сунь между зубами и губой… дай-ка я сам, держи его. — Мишка только сейчас разобрал, что руки плохо слушаются Клима — слегка подрагивают. — Дальше-то что было?
— Баба подхватилась и в лес, мелкота — за ней, но в самую гущу кустов влезли, пока продирались, мы с Пахомом с другой стороны заехали и шуганули их обратно… двое, правда, куда-то делись — темно же, хоть глаз коли. Вот… а баба, ты не смотри, что квашня такая, у дядьки Тараса засапожник вытянуть исхитрилась, но он очнулся, как раз, перехватил ее за руку и по уху засапожником… по шее хотел, наверно, да не вышло…
— Так… а где Пахом-то?
— А, незадолго до тебя, урядник Василий с двумя отроками подъехал — вместе с Пахомом тех двух мальцов в лесу ищут…
— С ума сошли?! А если там кто-то из этих остался? Вырежут же в темноте!
— Да они с факелами…
Мишка не стал слушать и, заложив пальцы в рот, несколько раз высвистал сигнал «Назад».
— Дальше-то что было?
— Баба подхватилась и в лес, мелкота — за ней, но в самую гущу кустов влезли, пока продирались, мы с Пахомом с другой стороны заехали и шуганули их обратно… двое, правда, куда-то делись — темно же, хоть глаз коли. Вот… а баба, ты не смотри, что квашня такая, у дядьки Тараса засапожник вытянуть исхитрилась, но он очнулся, как раз, перехватил ее за руку и по уху засапожником… по шее хотел, наверно, да не вышло…
— Так… а где Пахом-то?
— А, незадолго до тебя, урядник Василий с двумя отроками подъехал — вместе с Пахомом тех двух мальцов в лесу ищут…
— С ума сошли?! А если там кто-то из этих остался? Вырежут же в темноте!
— Да они с факелами…
Мишка не стал слушать и, заложив пальцы в рот, несколько раз высвистал сигнал «Назад». Дождавшись из леса ответного свиста, распорядился:
— Телегу поставить на колеса, этих погрузить… бабу связать. Пантелея тоже в телегу, а Пахома возницей.
— Слушаюсь, господин… э…
— Вот и слушайся!
От того места, где светили факелами ратники из десятка Тихона, донесся раздраженный голос Матвея:
— Да светите же! Ну не могу я здесь его вытаскивать, острога же зазубренная, на хутор везти надо!
Мишка ухватил зверя за повод и собрался идти пешком, но оторванная подметка скребанула по дороге, пришлось лезть в седло и снова запихивать драный сапог в стремя.
Первым же ратником, попавшимся навстречу Мишке оказался сам десятник Тихон — без шлема, с прилипшими к потному лбу волосами, он, шипя сквозь зубы, шлепал рукавицей по каплям горящей смолы, упавшим с факела на кольчужный рукав.
— А-а, Михайла! Хорошо, что ты подъехал, у меня, только два коня на ногах осталось, с-сучье вымя, собак натравили, рогатинами истыкали… но и мы их в капусту, только и успели, что Саньке острогу в ногу засадить, вон, Матвей твой лечит… ничего, соображает. Ты вот что, старшина, — Тихон, видимо, тоже забыл о разжаловании — давай-ка ссаживай свих сопляков, мне десяток в седлах держать надо, а вы и пешими дойдете.
Тихон всмотрелся в Мишкино лицо и, неправильно истолковав его реакцию на последние слова, спросил:
— Или у вас тоже коней побили? Вы там хоть живые остались?