На всех сидящих у костра от этих слов повеяло такой жутью… даже Мишку пробрало, хотя он прекрасно понимал, что это всего лишь матвеевский «пунктик», от которого тому не избавиться, наверно, до конца жизни.
Он уже открыл рот, чтобы произнести что-нибудь, подходящее к случаю, но его опередил Демьян, произнесший в своей мрачной манере:
— Надо — убьем.
— А ну, хватит! — гаркнул Мишка, начисто позабыв о своем новом статусе. — Никому не надо и никого не убьем! Совсем охренели тут… — пришлось прерваться, потому, что с языка чуть не сорвалось сакраментальное «без меня». — Матюха, кончай народ пугать! Митька, ты-то куда смотришь? Старшина, едрена вошь, чего у всех рожи такие похоронные? Илья, ну хоть ты им скажи…
— Чего говорить? Ты, Михайла, лучше их послушай, для того и собрались. Что с тобой, Бешеный Лис? Тебя прилюдно обгадили, а ты утерся и притих, ребят твоих шпыняют как… Бурей бы, к примеру, даже с самыми распоследними обозниками своими так обращаться не позволил! И даже не свои — с Княжьего погоста…срамотища! От тебя слова ждут, знака какого-нибудь, а ты даже Варлама окоротить не можешь, как подменили. — Илья сплюнул в костер, помолчал, потом спросил уже спокойным тоном: — А, может, ты задумал чего? Ты от нас-то не таись, если нам не верить, то кому же еще тогда? Мы же за тебя… да, чего хочешь!
Илья умолк и искательно заглянул Мишке в глаза. Взгляды всех остальных тоже скрестились на бывшем старшине. Надо было что-то отвечать, и Мишка, глянув на каждого по очереди, спросил:
— Знака, значит? Слова? Ну, а что бы вы на моем месте сделали? Не нравится вам мое поведение, ладно. Каким оно тогда, по-вашему, должно быть?
— Да каким угодно, только не таким! — тут же взвился Артемий. — Корней не только тебя унизил, он нам всем в лицо плюнул! И все остальные… А мы же не железные, Роська, вон, сегодня сразу двоих из своего десятка отметелил…
— За дело! — зло огрызнулся Роська. — И еще отметелю! А вернемся в крепость…
— Тихо, тихо, тихо! — остановил его Мишка. — Артюш, я же спросил: что бы ты делал на моем месте?
— Не знаю! — ответил Артемий таким вызывающим тоном, словно не сознавался в собственной несостоятельности, а в чем-то уличал Мишку. — Мы тебя… мы к тебе… в общем, ты знаешь такое, что нам неизвестно, вот мы и ждем… а ты ничего не делаешь. — И тут же, противореча сам себе, добавил: — Ушел бы от Корнея! Сжег бы крепость, и всю Младшую стражу увел бы за собой. Что б знали…
— Понятно, — Мишка кивнул головой — а идти куда? К Свояте на дудке играть? Мальчишки сопливые больше никому не нужны.
— Не к Свояте, а к Никифору Палычу! — ответил вместо Артемия Роська. — Крепость, конечно, жечь незачем, но уходить надо. Мы со своими самострелами такую ладейную рать устроим, да хоть на нурманов иди! А не захочет Никифор с Корнеем ссориться, так нас Ходок возьмет. Мы в пять десятков самострелов любую ладью захватим, сами себе хозяевами станем и — гуляй, не хочу!
— Так. Значит, двое — за бунт. — Подвел итог Мишка. А ты, Демьян? Что бы ты на моем месте делал?
— Я на твоем месте уже побыл… немножко, когда дед велел мне старшинство принять. И мне не понравилось, больно хлопотно, я и от городового боярства-то обалдел, а тут вообще все на себе тащить. Не-а, брательник, давай-ка сам разбирайся. Я тебя когда-нибудь подводил? Нет не подводил! И сейчас не подведу, а думай ты сам. Варлам, кстати, на коня твоего глаз, было, положил. Не гоже, говорит, рядовому на таком коне ездить. Ну я ему объяснил, пока ты дрых… — Демка изобразил свою «фирменную» мрачную ухмылку. — Больше, почему-то, не хочет Зверя себе забирать.
Не-а, брательник, давай-ка сам разбирайся. Я тебя когда-нибудь подводил? Нет не подводил! И сейчас не подведу, а думай ты сам. Варлам, кстати, на коня твоего глаз, было, положил. Не гоже, говорит, рядовому на таком коне ездить. Ну я ему объяснил, пока ты дрых… — Демка изобразил свою «фирменную» мрачную ухмылку. — Больше, почему-то, не хочет Зверя себе забирать. Так что, спину прикрою, можешь рассчитывать, но уходить мне, чего-то, неохота. Дом бросать, родителей, Кузьку… Не, не хочу.
— Ишь, на коня позарился, с-сучонок! — пробормотал себе под нос Илья.
— А ты, Матюш, что скажешь? — обратился Мишка к Матвею.
Матвей сначала помолчал, так долго, что Мишка уже решил, что не дождется ответа, а потом быстро забормотал с каким-то, похожим на истерическое, придыханием:
— Это испытание. Стерпеть надо, стерпеть, доказать, что ты и это тоже можешь выдержать. Все же смотрят, ждут: что ты сделаешь, как себя поведешь? Сейчас Корнею уже, наверно, докладывают, что мы тут собрались и шушукаемся. Значит, еще внимательнее смотреть станут, будут думать: до чего мы договорились? Испытание, Минь, ты только выдержи, не сломайся. У тебя получится, сразу на бешенство не сорвался — молодец, давай и дальше так же, пусть видят, что тебя ничем не взять. Ты можешь, ты крепкий, ты светлый… — Голос Матвея становился все громче, а речь все торопливей и невнятней. — Мы все должны… выдержим, справимся… потом им все зачтется, а сейчас наша сила в терпении… выдержать, выдержать надо…