Это знает любой арифмет.
— Еду, — вслух произнес казначей.
И добавил, в порыве вдохновения произведя молниеносный расчет:
— Еду с радостью, омраченной на одну треть.
CAPUT II
где скрипят колеса и цокают копыта, бряцает оружие и ржут кони, заходит речь о гармонии чисел , а там — и о самых стралдшных страхах, какие случаются на свете
Он оказался пророком, этот Август Пумперникель.
Карету и впрямь трясло. Не прошло и часа пути, а казначей уже испытал первый приступ морской болезни. Затем последовал второй, третий, шестнадцатый… Да, Пумперникель обожал считать. Но он не подозревал, что его жизнь будет отягощена фактами, подсчет которых усугубит проблему.
Уж лучше овечек при бессоннице нумеровать…
— Возьмите мятную пастилку, — сжалился над беднягой Фортунат Цвях. Венатор ехал верхом на гнедом жеребце, пел любовные канцоны и чувствовал себя великолепно. — Говорят, помогает.
Пастилку казначей взял.
Скоро узнав: не все то правда, что говорят.
Завтракал он дома: горячими булочками с маслом и земляничным джемом, запив еду доброй чашечкой кофия. Обедал — в трактире близ Ясных Заусенцев, поселка строгалей. Кормили здесь дешево и сердито. Кровяная, значит, похлебка из баранины, бобы с острыми ребрышками не пойми кого, редька со шкварками, яйца со смальцем.
Черное пиво — рекой.
Ужинал — на постоялом дворе дядюшки Тима, хромого дедугана с извращенными представлениями о вкусной и здоровой пище. Раки, вареные с хреном, крепчайшая, аж дым из ушей, «хреновуха», свиные ножки в тертом хрене; пирог со спаржей, пармезаном и хреном, каша из улиток с добавлением молока и горького сока, выжатого из.
Раки, вареные с хреном, крепчайшая, аж дым из ушей, «хреновуха», свиные ножки в тертом хрене; пирог со спаржей, пармезаном и хреном, каша из улиток с добавлением молока и горького сока, выжатого из…
Утром следующего дня к морской болезни добавилась медвежья.
— Могу заклясть, — предложил Матиас Кручек, горбясь в седле.
Для теоретика, человека громоздкого, подобрали кобылу-першеронку, способную нести рыцаря в полном доспехе. Лошадь и всадник очень походили друг на друга, что служило неиссякаемым источником для шуточек эскорта.
В принципе, оба чародея могли ехать в карете. Но не хотели, лишь изредка забираясь в ее нутро — душное, пыльное, доверху полное страданиями Пумперникеля. Казначей втайне был благодарен магам за деликатность. Он ни минуты не сомневался, что Цвях с Кручеком мучаются в седлах из чистого сострадания к ближнему.
— Меня бабушка учила, светлая память старушке. Она знахарка была. Кое-что помню. А и ошибусь — не смертельно. Вас и так несет, как по кочкам…
— Спасибо, не надо, — отказался казначей.
И не удержался, спросил:
— Сударь Кручек, простите мое любопытство… Вот вы — известный человек, маг высшей квалификации. И вдруг: бабушка, древние рецепты! В сравнении с вашими прогрессивными методами…
— Наивный вы человек! — вместо друга детства, ускакавшего вперед, ответил охотник на демонов. — Квалификация! «Конвергентный динамикум чудес» редактировать — там да, квалификация. Злобного люцифуга на нижних ярусах геенны преследовать — квалификация. А понос унять — это лучше по-старинке, к бабушке!
Гвардейцы эскорта дружно заржали, напугав лошадей.
С самого начала вояки досаждали Пумперникелю своей непосредственностью и развитым чувством юмора. Они подпевали венатору, разнообразя канцоны скверно зарифмованными эпизодами из личной жизни. Они утешали меланхолического теоретика, зная всего один способ борьбы с хандрой, и сами обильно утешались за компанию. Они вслух комментировали частые остановки и бегство казначея в кусты на обочине.
Они, мерзавцы, даже делали ставки: «море» или «медведь»?
Кочуя из рук в руки, выигрыш издевательски звенел.
Капрал, имевший честь командовать распоясавшимся эскортом, без пререканий соглашался одернуть подчиненных. Он выслушивал просьбы казначея и со скрупулезностью опытного служаки уточнял: что именно запретить? Петь хором с сударем венатором? Или петь можно, но не про баб? Или про баб, но романтичней? Есть отставить про песни. Что еще? Запретить обидные комментарии? И жестикуляцию в ваш досточтимый адрес? Хорошо. Запретить пари? Сделаем. Или пари оставить, но не на деньги? Ограничить размер ставок? Не звенеть монетами вблизи кареты?
Что? Не пить в таком количестве?
Не дышать в окно перегаром?
Вы зверь, сударь…
Пумперникель изгонял капрала и утешался квадратными уравнениями. Слабое утешение, особенно когда ты, выпускник Академии Малого Инспектрума, позорно ошибся в расчетах. Радость дороги, омраченная на треть? Всего на треть? Радость?! Эх ты, счетовод…
Кромешный ужас пути, смягченный заботливостью магов на одну двенадцатую!
Ага, вот и ночлег под открытым небом.
Приехали.
* * *
За холмами лежала южная граница Брокенгарцского курфюршества.
Примерно там же, если верить зрению, садилось солнце.
Казалось, блуждающий великан Прессикаэль прилег отдохнуть, опрокинув бокал с вином. Густой багрянец, насквозь пронизан сизыми и зеленоватыми жилками, не спеша разливался по небокраю, чтобы вскоре стечь во владения Нижней Мамы. Серпик молодой луны, белесый и робкий, карабкался на вершины дубов-ветеранов, спасаясь от кровавого половодья. Ветер, неся прохладу, летел на кружевных крыльях от излучины Вестфалицы — реки мелкой, перекатистой, но щедрой на красную рыбу-горбушку.