Скажи кто-нибудь Фортунату Цвяху, что настанет день, вернее, ночь, и он проникнется к одному такому, клыкастому и несчастному, сочувствием — в глаза бы расхохотался.
— Вы утверждаете, что мы вторглись в ваш сон с целью его дальнейшего похищения. Я прав?
Реджинальд кивнул с обреченностью человека, доброй волей отдающегося лекарю-зубодёру.
— В таком случае, смею вас заверить: вы ошибаетесь. Наше вторжение носило случайный и непреднамеренный характер. А ваш сон — вернее, принесшего его снулля — похитили не мы с коллегой.
«Очень мне нужно ваше сокровище!» — чуть не брякнул охотник.
— Вы знаете, где мой снулль?
— Да. Он представляет серьезный научный интерес. Мы хотим провести кое-какие исследования.
— Не надо, — жалобно попросил вампир. — Не надо исследований. Что вам от меня нужно? Чего вы ко мне привязались? Оставьте меня в покое! Выпустите моего снулля! Вы не имеете права! Я подам иск…
Фортунат нахмурился.
— Опять вы за свое? Предлагаю уладить дело миром. Вы забываете о вампирском гоноре и рассказываете мне: чем вам так дорог этот снулль? Я же оставляю вас в покое. И прошу ловца освободить вашего драгоценного снулля. Ко всеобщему удовлетворению. Что скажете?
— Вампирский гонор? — фон Тирле выбрался из кресла и принялся мерить комнату шагами, из угла в угол. — Вы тоже мне завидуете?!
Он с горьким презрением уставился на венатора.
Миг, и презрение исчезло.
— Вижу, вы — нет. Но многие… Многие! «Ах, будь я вампиром!» Звучит, как: «Ах, будь я султаном!» Это так романтично! Это так изящно! Ой, они чудеса творят: по небу летают, туманом стелются, мышкой порхают, в щелочку просачиваются… Грезы навевают, на шелковые ресницы. С ума сойти! Ах, чаровники!..
Венатор усмехнулся с пониманием. Вампир и магия — две вещи несовместные.
.
Венатор усмехнулся с пониманием. Вампир и магия — две вещи несовместные. Спроси первокурсника Универмага, и тот мигом отбарабанит, в чем разница способностей магических — и физиологических, возникших в процессе некро-эволюции. Мертвец, хоть восстань он, хоть в гробу лежи, маной не обладает. И к чародейству, которое суть творчество, не способен. Даже сильнейшие некроманты под «Тавром Ревитала», восстав, используют запас маны, накопленный при жизни.
А как израсходуют — был маг, и нету.
— …завидуют. Нашей жизни завидуют! Разве ж это жизнь?!! Бессмертие? Мы не бессмертные, мы долгомертвые. Вечный Странник, какие идиоты!..
Фортунат впервые слышал, чтобы нежить поминала имя Вечного. Видать, сильно бедолагу допекло!
— Вы хотите знать? Хорошо!
Фон Тирле выкрикнул это едва ли не с угрозой.
— Только имейте в виду: удовольствия вы не получите! И помните о своем обещании!..
* * *
Исповедь Реджинальда фон Тирле, вампира и эталонной единицы, прозвучавшая ночью в «Драконе и Лилии»
Реджинальд фон Тирле стал вампиром в сорок два года.
Случилось это обыденно, можно сказать, скучно. Ни тебе знойных брюнеток с острыми клычками, ни элегантного графа с экзотическими фантазиями; даже нападения летучей мыши, вывернувшейся из тумана — ну просто одно огорчение! Конечно, если уж вампиризироваться, то лучше в замке на краю обрыва, в горах, под скрипки и гитары, да в ночь любви…
А тут — спорный имущественный вопрос. Приехал из города в имение судебный крючок, остался на ужин, ибо задержался в пути и явился поздним вечером. Слово за слово — короче, укусил. И не просто укусил, а в ответ на пьяные сетования хозяина дома. Дескать, жизнь тускла, сударыни не любят, слуги не уважают. Был бы, мол, я инкубусом, и все бабы — мои! А уж стань я вампиром!..
Ну, сам напросился.
Встал фон Тирле утром с кровати и опять под кровать забился — от солнечного света. Спасибо, крючок заранее шторы задернул. Заботливый попался.
Ясное дело, ни в каком суде крючок не служил. Был он одним из 16-ти сертифицированных вампиров Брокенгарца, а других здесь не водилось — разве что проездом, на гастроли. Накануне выдали ему, как 1,6 эталона, лицензию на разовое продолжение рода. Там же черным по белому:
«Первого встречного, коий начнет сетовать на судьбу, или прямо обратится с просьбицей, утверждая, что желает оставить жизнь по доброй воле…»
Вот подлец-крючок и воспользовался случаем.
Дальше все шло, как по-писаному. Спустя трое суток Реджинальд явился в ночное отделение палаты мер и весов. Зарегистрировался, честь по чести: кто, откуда, каков прикус… Получил бляху: 0,4 эталона. К бляхе прилагался вид на жительство — это для тех, у кого замка в горах не имеется.
На всех вампиров замков не напасешься.
Имение фон Тирле племяннику в наследство оставил. Жить стал у крючка: в подвалах городской тюрьмы. Гроб принес с собой: красивый, выстланный бархатом. Тюрьма пустовала, тревожили их редко. Правила новый вампир соблюдал с тщанием: питался аккуратно, без лишнего насилия, род продолжать не рвался, раз в год являлся на очередную сертификацию… Он и раньше-то был человеком без претензий. А сейчас — и подавно.
Встал, нашел, куснул.
Посидел до утра в «Чумазом Фрице».
И домой, на боковую.
Отвратительные сны начали сниться ему аккурат со дня годовщины вампиризации.
Первый раз он списал на лунный свет и тяжесть в желудке. Месяца два назад к нему обратились с предложением цирюльники из «Розины». В моду у дворянок вошли частые кровопускания — для томной бледности лица. Сцеженную кровь выливали на заднем дворе: вонь, мухи, ругань соседей. А сотрудничество с фон Тирле — чистая выгода. И волки, так сказать, сыты, и из помойки не воняет.
Объелся, вот и приснился кошмар.