— А если тебя спросят об этом на защите?
Следующие полчаса были посвящены осуждению чародеек-недоучек, которые скверно знают «Курс новейшей истории шабашей», глава 16, «Весенний канун».
— И все равно я не понимаю, — сказала бывшая ведьма, в ближайшей перспективе — магистр Высокой Науки с дипломом, когда выговор закончился. — Канун весенний, а сейчас — вторая половина лета…
Венатор отставил в сторону кувшин с водой. И взял второй кувшин, поменьше: с красным «La Morte». Он обычно не пил с утра, но беседа стала его утомлять.
— Перенесли, — пожал он плечами. Пальцы нервно теребили пояс халата, завязывая и распуская хитрые узлы. — По согласованию с астрологической комиссией Коллегиума Волхвования. Говорят, звезды невпопад сложились.
— Вот! Звезды!..
— Слушай, мне-то какая разница: весна, лето? Летом даже лучше. Дождей нет, дороги сухие…
— Дороги сухие! А я тут измаюсь, зная, что ты там — один!
— Почему один? Нас будет двенадцать: лучших из лучших. Чётная Дюжина — это тоже традиция.
Перед началом Вальпургиалий курфюрст Брокенгарцский рассылает приглашения известным венаторам. Где просит — заметь, дорогая, курфюрст просит! — прибыть для обеспечения безопасности мирного населения. Естественно, мы прибываем и обеспечиваем.
— Мы? Ты же сказал, что едешь туда впервые!
«Возлюбленных все убивают,» — вспомнил Фортунат строчку из баллады Адальберта Меморандума, народного ятрийского поэта. Дальше в балладе чеканным ямбом перечислялись различные способы убийства с вариациями.
— Я такого не говорил. Я числился в Чётной Дюжине VIII и IX Вальпургиалий! Плечом к плечу с Гарпагоном Угрюмцем, моим учителем, и великим Тильбертом Люстеркой! С братьями-близнецами Нильсом и Йоханом ван Хейзингами! Между прочим, я был единственным, кто отличал Нильса от Йохана. А потом обо мне забыли! И лишь сейчас, как я и сказал тебе в начале…
Еще полчаса ушли на самовосхваление. К нему явственно примешивалась обида на куцую память устроителей, забывших о Фортунате Цвяхе. Рыжая Мэлис сердцем чуяла, что милый супруг, сболтнув лишку, уводит разговор в сторону, но поймать на горячем не могла.
Да, честно говоря, и не хотела.
Рыжая ведьма знала, что это: быть женой венатора.
— Будь они прокляты, твои Вальпургиалии! Поезжай, и пусть тебя сожрет хомолюпус!
В последних словах будущей магистриссы не чувствовалось огня. Ясное дело, муж поедет. И хомолюпус его не сожрет, подавится. Вот дурачок: жена волнуется, переживает, а он пыжится, надувается от гордости. Словно орденом наградили…
Ведьма глянула в зеркало — и ахнула. Вместо своего, не слишком юного, но еще вполне привлекательного личика Мэлис обнаружила в зеркальной глади незнакомца: лысого старика со шрамом на щеке.
— Желаю здравствовать, — старик отвесил поклон, сверкнув лысиной. — Извините, что без приглашения. Фортунат дома?
За спиной незваного визитера клубилось и полыхало. Временами из пламенного мрака проступали стены подземелья: бугристые камни, низкий свод, в трещины вбиты крючья зловещего вида. Скелет на цепи дополнял картину. Дергаясь, как в припадке, он тянул обглоданные временем пальцы к старику — и щелкал зубами, раз за разом промахиваясь на какую-то жалкую пядь.
— Сгинь! — не оборачиваясь, велел старик. — Испепелю! Прошу прощения, мистрис, это я не вам…
Ведьма отодвинула кресло вбок, чтобы муж лучше видел зеркало.
— Дорогой! Тебя спрашивают.
— Кто? Откуда?
— По-моему, из ада. Сказать, что ты ушел к Матиасу Кручеку?
— Ни в коем случае! — Фортунат, щурясь, вгляделся в клубы дыма. — Гарпагон, дружище! Для тебя я всегда дома!
Радости венатора не было предела. Он даже засунул руку в зеркало по локоть и обменялся со стариком крепким рукопожатием. Обратно ладонь Цвяха вынырнула вся в копоти. По комнате распространился удушливый запах гари.
— Знакомьтесь! Мэлис, это Гарпагон Угрюмец, мой учитель. Гарп, это Мэлис, моя жена. Прости, что вмешиваюсь, но скелет тебя достал. Мне сжечь его, или ты сам?
Гарпагон трижды плюнул через плечо. Вспышка, и буйный костяк, секунду назад ухвативший таки старца за шиворот, сгинул вместе с цепью. Послышались стенания. Они быстро перешли в несвязный лепет и затихли.
— Искренне рад знакомству. Мистрис, вы очаровательны. Этот маленький прохвост вас недостоин, — в Гарпагоне чувствовались порода и воспитание.
Сейчас первое боролось со вторым. — Фарт, я на пару слов. По приезду в Брокенгарц мы с Люстеркой будем ждать тебя в «Чумазом Фрице». Захвати амулет от сглаза, который ты мне обещал. Если гребневые хрящи василиска засохли, положи в гнездо новые. Договорились?
— Не знаю, Гарп, — венатор нахмурился. — Возможно, я не приеду. Вам придется искать мне замену.
— Мальчик, ты незаменим!
— И все же…
Казалось, скелет, превратившись в невидимку, выбрался из зеркала в комнату и теперь держит за шиворот огорченного Фортуната.
— Ты болен?
— Я здоров, как тролль. Меня жена не пускает.
— Овал Небес! Мистрис, скажите: он шутит?
Старик изумился так, что мрак отшатнулся прочь. Подземелье осветилось замогильной синевой. Шрам на щеке Гарпагона начал пульсировать, брызжа искрами. «Бежим!» — закричал кто-то вдалеке. Послышался топот. Изображение в зеркале исказилось, взявшись кровавыми разводами.