— В следующий раз, отправляясь на охоту за кабанами, — если, конечно, будет следующий раз, — я возьму автомат. У меня кончились патроны.
— У меня тоже.
Вид мертвых сородичей лишь усилил жажду крови у остальных. Они яростно разрывали корни — и уцелевших корней оставалось все меньше.
— Сеньор Гамильтон, — сказал Наварро, — как вы думаете, это я так дрожу или же дерево становится все более… как же это слово?
— Неустойчивым?
— Да, неустойчивым.
— Я не думаю. Я знаю.
Раздался выстрел, и один из кабанов упал мертвым. Гамильтон и Наварро оглянулись в ту сторону, откуда пришли. Рамон, у которого на спине виднелась какая?то поклажа, благоразумно остановился метрах в сорока от них возле дерева с низкорастущими ветвями. Он продолжал стрелять с убийственной точностью. Внезапно раздался щелчок, возвещавший о том, что магазин опустел. Наварро и Гамильтон переглянулись, но Рамон остался невозмутим. Он достал из кармана новый магазин, вставил его и возобновил стрельбу. Еще три выстрела, и до кабанов наконец дошло, какая их ждет судьба. Все уцелевшие животные повернулись и побежали в лес.
Трое друзей направились к лагерю, прихватив с собой кабана. Рамон сказал:
— Я услышал стрельбу, вот и пришел. На всякий случай прихватил с собой побольше патронов. — Он невозмутимо похлопал себя по оттопырившемуся карману и добавил извиняющимся тоном: — Это моя вина. Я не должен был отпускать вас одних. Нужно хорошо знать лес…
— Ладно, хватит, — оборвал его Гамильтон. — С твоей стороны было очень предусмотрительно прихватить мой рюкзак.
— Нельзя подвергать искушению слабых духом, — смиренно ответил Рамон.
— Да успокойся ты! — велел брату Наварро и повернулся к Гамильтону, — Видит бог, он и раньше был невыносим, но теперь, после всего…
Ярко полыхающий огонь костра вгрызался в надвигающуюся тьму, а на слое раскаленных углей шипели куски кабанины.
— Я понимаю необходимость этих выстрелов, — начал разговор Смит. — Но если кругом хорена… Ведь вы привлекли внимание всех и каждого на много километров вокруг.
— Не беспокойтесь, — откликнулся Гамильтон. — Хорена никогда не нападают ночью. Если индеец?хорена умрет ночью, его душа будет вечно бродить в потустороннем мире. Его боги должны видеть, как он умирает. — Гамильтон потыкал кабанину ножом. — По?моему, мясо уже почти готово.
— Гамильтон потыкал кабанину ножом. — По?моему, мясо уже почти готово.
Готовое или нет, мясо было роздано, и все набросились на него со вздохами удовольствия. Когда закончили есть, Гамильтон сказал:
— Ему бы повялиться с недельку, но все равно вкусно. А теперь — спать! На рассвете двинемся дальше. Я подежурю первым.
Участники экспедиции приготовились ко сну: одни улеглись на кусках брезента, другие — в гамаках, развешанных между деревьями по краю поляны. Гамильтон подбросил в костер дров и продолжал заниматься этим, пока огонь не разгорелся так ярко, что языки пламени взметнулись вверх на три метра. Взяв мачете, он отправился в лес, чтобы раздобыть еще топлива, и вернулся с целой охапкой веток, большую часть которых тут же бросил в костер.
— Послушайте, — не выдержал Смит, — я готов признать, вы умеете разжигать костер. Но зачем все это нужно?
— Меры безопасности. Для отпугивания разных пресмыкающихся. Дикие животные боятся огня.
Ответ Гамильтона оказался верным лишь наполовину.
Возвращаясь из третьей вылазки за топливом, Гамильтон услышал пронзительный вопль. Он бросил дрова и помчался к ярко освещенной поляне. Такие высокие звуки могла издавать только Мария, и когда Гамильтон подбежал к ее гамаку, причина ее ужаса стала очевидна: гигантская, почти девятиметровая анаконда сделала свой страшный виток вокруг одной из крепежных веревок гамака, продолжая цепляться хвостом за дерево. Мария не была придавлена, просто парализована страхом и не способна двинуться с места. Анаконда разинула свою огромную пасть.
Гамильтону уже приходилось встречаться с анакондами, и он относился к ним с должным почтением, но не более. Он знал, что взрослая особь в состоянии целиком проглотить жертву весом до семидесяти килограммов. Но хотя эти твари могут проявлять бесконечное терпение и даже хитрость, выслеживая свою очередную жертву, они чрезвычайно медлительны в действиях. Пока Мария продолжала кричать в безумном страхе, Гамильтон приблизился к жуткой голове на расстояние полуметра. Как и любому другому существу на земле, анаконде хватило трех пуль в голову из «люгера». Она умерла немедленно, но даже после ее смерти соскользнувший ниже тугой виток продолжал обвивать лодыжки Марии. Гамильтон попытался разжать скользкое кольцо, но Рамон отстранил его и аккуратно всадил две пули в верхнюю часть витка, перебив спинной мозг. Мышцы змеи мгновенно расслабились.
Гамильтон отнес Марию на свое ложе у костра. Девушка была в состоянии слабого шока. Гамильтон часто слышал, что в таких случаях человека нужно держать в тепле, и не успела эта мысль пронестись у него в голове, как Рамон уже появился со спальным мешком в руках. Вдвоем они быстро уложили в него Марию, застегнули молнию и сели рядом. Наварро подошел к ним и ткнул большим пальцем в направлении заснувшего Смита: