— Но ведь ты заплатила за меня правительству? Мне рассказали об этом.
— Я только заплатила правительству за право воспитывать тебя, — объяснила она. — Ты мне не принадлежишь. Я бы никого не стала покупать.
— О, — негромко сказал он. — Это хорошо. Я рад. — Он подождал немного, глядя на нее, потом добавил: — Это все, что я могу вспомнить.
— Ты хорошо рассказал. — Она наклонилась вперед и указала направо, вверх по улице. Кресло заскрипело. — Если пройдешь шесть магазинов, увидишь очень маленький магазинчик. Хозяина зовут Генет. Иди туда, расскажи ему, кто ты и откуда. И можешь купить у него, — она ненадолго задумалась, не желая проявлять слишком большую расточительность, — купи на полкредита, что у него тебе понравится.
— А что это за магазин? — возбужденно спросил он.
— Кондитерский, — ответила она, радуясь его просветлевшему лицу. — Ты ведь помнишь, что такое конфеты? Вижу по твоему выражению, что помнишь. — Она могла бы это понять по скорости, с какой он очутился на улице.
— Она могла бы это понять по скорости, с какой он очутился на улице. И довольно скоро вернулся, зеленые глаза блестели на смуглом лице. — Спасибо, мама.
— Давай, давай, в сторону, Ты мешаешь покупателям. Походи, присматривайся, узнавай, как будешь теперь жить.
Он исчез в толпе, только сверкнули рыжие волосы.
Дорого, подумала она про себя. Дорого обойдется ей этот мальчишка. Как меня только угораздило? Она ворчала про себя еще несколько минут, пока не появился потенциальный покупатель.
Флинкс учился быстро. Он был ненавязчив, легко приспосабливался и вел себя так тихо, что матушка Мастиф часто не подозревала, что он рядом. Вскоре он начал поражать ее своими знаниями рынка и даже всего большого города. Он постоянно расширял свои знания, расспрашивал владельцев магазинов и отказывался воспринимать ответ «Не знаю».
Матушка Мастиф его не ограничивала. Никто не говорил ей, что нельзя отпускать маленького мальчика в такой город, как Драллар. Сама она никогда не имела детей и могла отговориться незнанием, и поскольку он добросовестно приходил по вечерам невредимый, она не видела причин менять эту практику, несмотря не неодобрение соседей.
— Нельзя так воспитывать ребенка в таком нежном возрасте, — говорили они ей. — Если не остережешься, ты его потеряешь. Однажды он не вернется из этих блужданий.
— Он ребенок, но совсем не нежный, — отвечала она. — Он умен не по годам. Я о нем не беспокоюсь. Во?первых, у меня нет для этого времени. И что бы с ним ни случилось, ему все равно лучше, чем под опекой правительства.
— Ему не станет лучше, если он умрет где?нибудь в канаве, — предупреждали ее.
— Не умрет, — уверенно отвечала она.
— Пожалеешь, — говорили ей. — Подожди и увидишь.
— Я жду и вижу уже девяносто лет, — обычно отвечала она, — и до сих пор меня ничего не удивило. Не думаю, чтобы мальчик нарушил это обыкновение.
Но она ошибалась.
Была середина дня. Утренний туман перешел в сильный дождь. Матушка Мастиф решала, послать ей мальчика за едой или подождать. С полдесятка человек забрели в магазинчик, ожидая ослабления дождя, — необычно большое количество для такого времени дня.
Немного погодя Флинкс подобрался к ней и потянул за широкую юбку.
— Мама Мастиф?
— В чем дело, мальчик? Я занята. — Она снова повернулась к покупателю, который рассматривал древнее украшение, блестевшее в закрытой витрине в глубине магазина. Редко удается продать такую дорогую вещь. Если бы удалось, прибыль оказалась бы значительной.
Мальчик настаивал, и она прикрикнула на него:
— Я сказала тебе, Флинкс, не сейчас!
— Это очень важно, мама!
Она раздраженно вздохнула и виновато взглянула на инопланетянина.
— Прошу прощения, дорогой сэр. Дети, знаете ли.
Тот с отсутствующим видом улыбнулся, поглощенный старинным ожерельем.
— В чем дело, Флинкс? — сердито спросила она. — Дело должно быть важным. Ты знаешь, как я не люблю, когда меня беспокоят в середине…
Он прервал ее, указав в дальний конец магазина.
— Видишь того человека?
Она посмотрела мимо него. Пожилой лысый мужчина с хорошо подстриженной бородкой и серьгами. Вместо плаща на нем тяжелое иноземное пальто из черного материала. Черты лица гораздо деликатнее, чем можно ожидать при его росте, рот тонкий. Помимо серег, никаких украшений. И обувь выдает в нем иноземца: она относительно чистая.
— Вижу. И что?
— Он украл драгоценности из витрины.
Матушка Мастиф нахмурилась.
— Ты уверен, мальчик? — В голосе ее звучало беспокойство. — Он чужеземец и по внешнему виду состоятельный.
Если мы ложно обвиним его…
— Я уверен, мама.
— Ты видел, как он украл?
— Нет, я этого не видел.
— Тогда какого дьявола… — негромким обвинительным тоном начала она…
— Посмотри в витрину.
Она поколебалась, потом пожала плечами.
— Ну, в этом никакого вреда нет. — Что с этим мальчишкой? С невинным видом подошла к витрине. Иноземец отвернулся и отошел, очевидно, не встревоженный ее приближением. Он не вел себя, как нервничающий вор, которого могут поймать с поличным.
Она наклонилась к витрине. Да, витрина вскрыта профессионально. И не хватает четырех колец, самых ценных предметов из ее скромного запаса. Она взглянула на Флинкса.