А впрочем, нет, навряд ли он согласится. У него свои заботы, он, к твоему сведению, тоже влюбился — правда, не в княжну Елену, а в графство Иверо, наследницей которого она стала после смерти своего брата. Только об этом — ни слова, ни полслова, Амелина. Никому, даже матушке. Дело в том, что твой брат (и это серьезно!) хочет развестись с Клотильдой, чтобы жениться на княжне Иверо. Без шуток! И Филипп (надо же!) намерен поддержать его. Он пообещал Гастону, что уговорит нашего архиепископа найти какой-нибудь формальный повод для расторжения брака. Только молчи, заклинаю тебя. Я украдкой подслушал их разговор, они не знают, что я что-то знаю об их планах. А когда я рассказал о подслушанном разговоре Эрнану, он сказал мне, что нечего тут удивляться. Филипп, мол, положил глаз на Наварру, собирается в будущем присоединить ее к Галлии, сохранив, впрочем, за Маргаритой титул королевы, так что твой брат, как граф Иверийский, будет ему на руку в этой его затее.
Скажу тебе откровенно, Амелина: у Филиппа непомерный аппетит к власти, гляди еще подавится. Небось, хочет прослыть вторым Филиппом Воителем, но, по-моему, он так и останется Красавчиком. Однако Эрнан со мной не согласен, он говорит, что Филипп прав, что все земли, где люди разговаривают по-галльски и по-французски, должны войти в состав Галлии, Великой Галлии.
Не знаю, быть может, это и так, Эрнану виднее — я же в политике ничего не смыслю и ею не интересуюсь.
Вот, пожалуй, и все, Амелинка. Я закругляюсь. Надо успеть отдать письмо гонцу, который отправляется в Тараскон с распоряжениями Филиппа — так будет намного быстрее, чем посылать его с обычным почтовым курьером. А если я и забыл тебе что-то написать, то напишу об этом в следующий раз, и очень скоро.
Целую тебя, любимая, поцелуй от меня маму, нашего маленького сыночка, мою сестренку, обоих братиков — я всех вас очень люблю. Но тебя особенно — поэтому еще раз целую.
Твой Симон.
P. S. Амелина, негодница! Я уже собирался отдать письмо гонцу, как тут явился Гастон и, так противно ухмыляясь, сообщил, что с этим же гонцом Филипп шлет тебе подарок — несколько прозрачных ночных рубашек. Ах, ты бесстыжая! А Филипп — нахал, каких мало. Постыдились бы оба, бессовестные!»
Глава LVIII
в которой Филиппа терзают сомнения, а Эрнан затевает очередное предприятие
Войдя в гостиную покоев Филиппа, Эрнан сразу же почуял что-то неладное.
Филипп и Гастон играли в шахматы; партия была в самом разгаре. Симон, полулежа в кресле, лениво наблюдал за игрой. Сам он в последнее время наотрез отказывался садиться за шахматный столик, ибо проигрывал всем без исключения, даже тем, кто чуть ли не впервые видел шахматные фигуры. Гастон советовал ему не принимать свои поражения близко к сердцу — дескать, это не столько от глупости, сколько от исключительной и достойной всяческого удивления невнимательности. Так что Симон сидел в сторонке, пассивно наблюдал за игрой и время от времени поглаживал пушистую кошечку Бланки, Марцию, которая вздремнула у него на коленях.
Увидев Шатофьера, Филипп рассеянно кивнул:
— Привет, дружище. Где ты пропадал все утро?
— Дела, Филипп, дела, — пророкотал Эрнан, громыхнул креслом, пододвигая его к себе, и всем своим весом бухнулся в него.
Марция испуганно мяукнула, соскочила с колен Симона и юркнула под диван.
— Полегче, друг, — укоризненно произнес Симон. — Что ты как с цепи сорвался?
Эрнан небрежно отмахнулся:
— Вот еще не хватало мне на цыпочках ходить ради спокойствия какого-то кота.
— Не какого-то, а кота Бланки, — уточнил Гастон. — И не кота, а кошки.
— Я ей под хвост не заглядывал… Кстати, я пришел огорчить вас.
Филипп так и подпрыгнул и уставился на Эрнана встревоженным взглядом.
— Что стряслось? — спросил д’Альбре.
— Я ненадолго покидаю вас.
Филипп облегченно вздохнул и расслабился.
— Ненадолго — это на сколько? — поинтересовался Гастон.
— Не больше месяца. Встретимся в начале декабря в Барселоне.
— Так ты едешь с Симоном?
— Да, еду. Но не с Симоном.
— И куда?
Эрнан загадочно усмехнулся:
— Есть одно деликатное дельце.
— Какое?
— Говорю же вам: деликатное.
Гастон поморщился:
— Небось, опять что-то затеваешь?
— Угу.
— И нам ничего не скажешь?
— Хоть убейте.
— Жаль, что ты уезжаешь, — отозвался Филипп.
— Жаль, что ты уезжаешь, — отозвался Филипп. — Вот и Гастон колеблется — не поехать ли ему вместе с Симоном в Тараскон.
— Это правда, Гастон?
Тот неуверенно пожал плечами:
— Да вот думаю. Но еще не решил. Собственно говоря, делать мне здесь все равно нечего, а так хоть лично прослежу за подготовкой к переселению.
Эрнан понимающе кивнул:
— И то правда. Что тебе здесь делать, раз княжна Иверо в Калагорре.
Д’Альбре почему-то покраснел, а Симон хихикнул.
— Да, вот еще что, — сказал Эрнан после минутного молчания. — У меня к тебе одна просьба, Филипп.
— Какая?
— Отпусти со мной Монтини.
— Монтини? — Филипп оживился, но его взгляд не предвещал ничего хорошего. — Зачем он тебе?
— Во-первых, он смышленый парень. Да и вообще, человек явно незаурядный, если такая исключительная женщина, как Бланка, любила его.
В глазах Филиппа сверкнули молнии.
— Она не любила его! — категорически возразил он. — Я единственный.