Щеки Симона вспыхнули.
— Гнусная ложь! — пробормотал он, виновато пряча глаза.
Филипп и Гастон вопросительно уставились на Эрнана.
— Что такое?
— Ничего особенного. Это наш с Симоном секрет, и я не намерен выдавать его… В том случае, конечно, — веско добавил Шатофьер, — если он будет хорошо вести себя… Значит, продолжим. По некоторым причинам Симон заимел зуб на Марию Арагонскую, и вот, темной ночью, когда все легли спать, он берет кнжал, никем не замеченный переходит по галерее на женскую половину, тихо стучит в дверь госпожи Марии… — Тут Эрнан умолк и покачал головой с таким видом, будто только сейчас обнаружил в своих рассуждениях изъян.
— Ну! — подстегнул его Филипп. — Что дальше?
— Дальше ничего. Я выбрал неудачный пример. Ни Мария Арагонская, ни ее горничная не впустят Симона внутрь, а скорее всего поднимут гвалт и вызовут стражу.
— Однако мысль твою я уловил. Кто-нибудь из нас, принцев, проявив некоторую осторожность, может явиться среди ночи к какой-нибудь из принцесс, ловко перерезать ей горло, затем прикончить горничную, как единственного свидетеля, и спокойно вернуться к себе… Ч-черт! Но это же вздор!
— Никакой это не вздор, — авторитетно заявил Эрнан. — Именно так собирается поступить Рикард Иверо с принцессой Маргаритой.
— О Боже! — испуганно взвизгнул Симон.
— Когда? — спросил практичный Гастон.
— Черти полосатые! — сказал Филипп. — Ты серьезно?
— Серьезнее быть не может. Ты помнишь наш первый разговор о лурдском лесничем?
— Да, — ответил Филипп, выстрелив взглядом в Симона. — Дело, кажется, было на ристалище…
— Вот-вот, на ристалище. В твоем шатре. А когда вы оба уехали, я там уснул, и виделся мне сон…
Разумеется, Эрнан поведал друзьям не о коварных сарацинах из своего сна. Он рассказал о не менее коварных христианах, которые имели обыкновение обсуждать свои преступные планы на арабском языке.
Филипп, Гастон и Симон слушали его, не перебивая. Когда Эрнан закончил, в комнате воцарилась гробовая тишина — все трое, каждый в меру своих умственных способностей, переваривали полученную информацию.
— Матерь Божья! — наконец выдавил из себя Филипп. — Граф Бискайский, виконт Иверо!.. Кто бы мог подумать!
— То-то и оно! Никто бы на них не подумал. Графа здесь нет. Он вдохновитель и организатор покушения, и остался в Памплоне, чтобы никто не заподозрил его в причастности к убийству…
— Не совсем так. Маргарита вообще не приглашала его в Кастель-Бланко.
— Это несущественно. Главное, что граф будет вне подозрений. Что же касается Рикарда Иверо, то он втихую сделает свое дело и будет таков. А всю вину свалит на другого.
— Как? — спросил Гастон.
— Этого я не знаю. Возможно, он собирается обронить на месте преступления чужую вещицу. Или, к примеру, оставить там же окровавленный кинжал предполагаемого козла отпущения. Есть много разных способов.
— И я, кажется, догадываюсь, — сказал Филипп, — кому отводится роль козла отпущения. Это Ричард Гамильтон. Он приглашен сюда по просьбе Эрика Датского, но на самом деле инициатива исходила от Елены Иверо. Возможно, ее попросил об этом брат.
Эрнан хмыкнул:
— Вероятно, ты прав. Когда я узнал, что Гамильтон едет с нами, то сразу на него подумал.
— Но почему? — отозвался Симон. — Зачем они хотят убить Маргариту?
Гастон громко застонал.
— О Господи! Неужели тебе не ясно, что после смерти Маргариты наследником престола станет граф Бискайский?
— Ну… Это мне ясно. Вправду ясно, Гастон, и не смотри на меня такими глазами. Я ведь имел в виду виконта Иверо. Ему-то зачем убивать Маргариту? Он же любит ее.
— От любви до ненависти один шаг, — ответил Эрнан. — Виконт не просто любит ее, он любит ее безумно и, видно, совсем выжил из ума, когда она отвергла его. Он истратил на подарки ей целое состояние, по уши погряз в долгах, евреи-ростовщики затравили его, требуя расплатиться по векселям.
Ему-то зачем убивать Маргариту? Он же любит ее.
— От любви до ненависти один шаг, — ответил Эрнан. — Виконт не просто любит ее, он любит ее безумно и, видно, совсем выжил из ума, когда она отвергла его. Он истратил на подарки ей целое состояние, по уши погряз в долгах, евреи-ростовщики затравили его, требуя расплатиться по векселям. На него обрушился гнев родителей. Как мне стало известно, отец даже пригрозил ему лишением наследства, а тут еще Маргарита послала его подальше и бросилась на шею Филиппу. — Эрнан тяжело вздохнул. — Я понимаю его, сочувствую — но не оправдываю. Не люблю слабовольных людей, порой они способны на такие гнусности, что… Ай, ладно! В общем, первое, что отколол Рикард Иверо, получив отставку, это попытался покончить с собой. Но тут ему некстати помешал граф Бискайский…
— Откуда ты знаешь?! — изумился Филипп. — Ведь это держалось в строжайшем секрете.
— Я знаю все, что считаю нужным знать, — самодовольно ответствовал Эрнан. — Так вот, судя по всему, графу удалось убедить кузена, что не стоит убивать себя. Дескать, гораздо лучше отомстить обидчице, убив ее саму.
Филипп задумчиво кивнул:
— Все сходится. Абсолютно все. Даже то, почему Рикард Иверо не взял с собой камердинера — чтобы не было лишних свидетелей. А вчера я разговаривал с Маргаритой… — Тут до него кое-что дошло, он резко вскочил на ноги и вперился в Эрнана гневным взглядом: — И все это время ты молчал?! Ты никому ничего не сказал?!