— Господа! Я рад сообщить вам приятную для меня и, возможно, небезынтересную для вас новость. После продолжительных консультаций с достопочтенным герцогом Аквитанским мы наконец пришли к обоюдному согласию, и с чувством глубокого удовлетворения я сообщаю, что отдаю дочь мою Анну в жены высокородному принцу Филиппу, сыну герцога и наследнику Гаскони.
Вельможи в зале одобрительно зашумели — правда, не все. Король Наварры обалдело взглянул на герцога и императора, расточавших в ответ на поздравления лучезарные улыбки; потом украдкой ущипнул себя за руку и, убедившись, что не бредит, мысленно выругался. Дурные предчувствия, овладевшие им, когда Филипп избрал королевой любви и красоты Анну, оказались не напрасными. А ведь еще накануне дочь уверяла его, что ее брак с Филиппом Аквитанским дело решенное, — и на тебе!..
«Ну, все! — злобно подумал король, не в силах сдержать зубовный скрежет. — Хватит мне панькаться с нею! Терпение мое лопнуло… Да, да, лопнуло! — в бессильной ярости храбрился он. — Остались Оска, Шампань, племянники Педро и Рикард — и вот с одним из них она непременно поженится. Если потребуется, силой приволоку ее к алтарю…»
Глава XXXVI
в которой Маргарита избавляется от наваждения, а Филипп видит сладкие сны
Теперь, после этого небольшого отступления, вернемся к Филиппу и Маргарите. Как мы уже знаем, Филипп, оставшись наедине с принцессой, сказал:
— Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?
Маргарита резко вскочила на ноги.
— Извольте хотя бы не лежать в присутствии дамы! Ишь, как развалились! Как… как ленивая свинья!
Филипп вздохнул и принял сидячее положение.
— Это даму удовлетворит? Или дама желает, чтобы я упал перед ней на колени?
Лицо Маргариты вспыхнуло ярким румянцем негодования.
— Что за тон, милостивый государь?! Нет, каков нахал! А вырядился — тоже мне, римский сенатор!
— Галльский, — машинально уточнил Филипп. — Вы меня поражаете, любезная кузина. Я не понимаю, что вам от меня надо.
Вдруг Маргарита вся как-то сникла, опустилась рядом с ним на диван, положила голову на его плечо и тихонько заплакала.
— Ну, это уже никуда не годится, — растерянно пробормотал Филипп. — Прекрати, слышишь!
— Помолчи, — сквозь слезы взмолилась Маргарита. — Прошу тебя, молчи… Жестокий ты, бездушный!..
Так они и сидели: она плакала, а Филипп, превозмогая сон, думал о том, сможет ли он когда-нибудь понять этих удивительных и загадочных созданий — женщин.
Наконец Филипп поднял тяжелые, точно налитые свинцом веки.
— Хочешь остаться со мной?
Маргарита вытерла влажное от слез лицо о его тогу и утвердительно кивнула:
— Да, хочу.
— Ну, так пойдем. Только прихвати свечу, не то споткнемся.
В спальне Филипп скинул с себя тогу и нижнее белье и забрался в постель.
— Раздевайся сама, — сказал он Маргарите. — У меня нет сил помогать тебе.
Маргарита быстренько разделась донага и спросила:
— Свечу гасить?
— Нет, не надо, — ответил Филипп, восхищенно глядя на нее. — Боже, ты такая хорошенькая! Я никак не могу налюбоваться тобой… Иди ко мне, милочка.
Маргарита юркнула под одеяло, крепко прижалась к Филиппу и покрыла его лицо жаркими поцелуями. Ее поцелуи были столь страстными, что Филипп, мигом позабыв об усталости, с таким пылом принялся осыпать ласками ее тело, будто бы в нем через края расплескивалась энергия.
Впрочем, хватило его ненадолго. Вскоре он выдохся и бессильно уронил голову на ее прелестный животик.
— Что с тобой, милый? — спросила Маргарита.
— Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал…
Маргарита удрученно вздохнула:
— Что ж, на нет и суда нет… Только вот так и лежи.
— Хорошо. Я усну у тебя на коленях, — сонно пробормотал Филипп и умолк.
Спустя некоторое время Маргарита прошептала:
— Ты еще не спишь, Филипп?
— Нет. Я думаю.
— О чем?
— О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно — лежать в постели с такой восхитительной женщиной и ничего с ней не делать.
— Да, ты прав. Ненавижу турниры!
В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:
— Вот что я тебе скажу, Филипп…
— Да?
— Мы не можем пожениться.
Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:
— Как! Ты уже знаешь?
— Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.
Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:
— Как! Ты уже знаешь?
— Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.
— Не понял.
— Мы не созданы друг для друга. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть. Мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого, подчинить его своей воле — ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.
— Стало быть, та даешь мне отставку?
Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.
— Что с тобой?… Прекрати реветь… Ч-черт! — Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразительным. — Хоть скажи, почему плачешь — может, я тоже всплакну.