Снизу раздался горловой вой, полный злости и разочарования. Это певец-монах решил перекусить тем, что ему послали благодарные слушатели. Голос печально вопрошал скалы, что делать с консервами из свинины, и ответом ему было только эхо.
Привал нужно было заканчивать. Все это прекрасно понимали и наслаждались последними минутами. Лева решил потренироваться в завязывании узлов.
— Хорошо держит только красивый узел,- глубокомысленно заявил Лева.- В нем сила гармонии переплетается с гармонией силы.
Задов взялся за тонкую крепкую веревку и начал с закрытыми глазами вязать первый прекрасный узел, копируя опытного Шаманова. Очень скоро неугомонный одессит стал похож на гигантский кокон шелкопряда.
Когда Леву распутали, он прислонился к ребристой скале и вяло пробормотал:
— В жизни мало смысла, в смерти — нет совсем.
— Невозможно разорвать замкнутый круг бытия с его неожиданными и коварными тупиками,- изрек Шаманов, сматывая веревку на согнутую в локте руку.
Командир группы насторожился: если соратники ударились в философию, значит, дело скверно. Все умные мысли ведут к поражению и срыву задания. Они обессиливают, останавливают военный механизм и разрушают его изнутри. Спасти от умствований мог только изматывающий монотонный физический труд. Кузнецов с усилием поднялся на ноги и рявкнул:
— Подъем! Латын, показывай куда дальше!
Шаманов перекинул сумку через плечо и невразумительно ткнул пальцем вверх.
— Задов, вперед! Пошел! — скомандовал командир группы.
Разведгруппа двинулась на штурм вершины. Снежный наст поначалу держал не хуже бетонного шоссе, потом начали проваливаться. Сначала по колено, потом запоролись по грудь,- припекающее солнце превращало наст в подобие манной каши. Пришлось вбивать крючья и лезть на отвесную стену.
Старая скала изобиловала трещинами. После каждого удара молотком вниз щедро летели обломки, а над головами зловеще потрескивало. Скалолазы приняли влево.
Задов поначалу вырвался далеко вперед. Кузнецов заметил, что Лева долго копается, слишком часто повисает на веревке. «Еще немного, и придется его тащить на себе. Ударник!» — Кузнецов понимал, что Леву образумить не удастся.
К удивлению Кузнецова, Лева выдержал взятый темп и перевалился за последний карниз. Распластавшись на горизонтальной поверхности, он недолго полежал, переводя дух. Теперь следовало закрепить веревку за надежную опору и сбросить товарищам. Лева поднялся на ноги и накинул самозатягивающуюся петлю шнура на многотонный камень — шпингалет.
На высоте гулял ветер. Холод проникал под пуховку и брюки, воровски ощупывая тело под тельняшкой стылыми руками. Утомленный Лева закрыл глаза и прислушивался к ощущениям, переводя дыхание. Холодные прикосновения ветра стали теплыми и более настойчивыми. Задов открыл глаза и замер.
Холодные прикосновения ветра стали теплыми и более настойчивыми. Задов открыл глаза и замер. На нижнем уступе карниза стоял незнакомец в шелковом халате ламы и в лисьей маске. Он смотрел на Леву снизу вверх и цепко держал его за ноги руками в перчатках, имитирующих лапы: рыжая шерсть и черные коготки. Одессит осторожно поинтересовался:
— Может, помочь тебе подняться?
— Может, наоборот, помочь тебе спуститься? — У ламы оказался приятный женский голос и железная хватка.
Она одним рывком сдернула Леву на нижний уступ карниза. Громыхнув каской и автоматом об стенку, Лева шмякнулся на каменную полку. Теперь незнакомка смотрела на него сверху вниз. Она оперлась рукой о скалу и, выставив правую ногу вперед, спросила:
-Твое?
На изящном сапожке, расшитом разноцветным бисером, красовался посеребренный капкан Шаманова.
Лева поправил каску, сползшую на глаза, и осторожно поинтересовался:
— Бить будете, тетенька?
— Все будет намного проще и страшнее… — Незнакомка повернула голову, словно принюхиваясь. Неожиданно она вызверилась с новой силой: — Я тебе покажу «тетенька»! Твое, спрашиваю? — Она притопнула ногой со звякнувшим на ней капканом.
— Наше,- попытался улыбнуться Лева.
— Снимай! Понаставили ловушек! Прогуляться ночью спокойно нельзя!
Задов на четвереньках подполз к ноге. Вниз он старался не смотреть. Лева вставил в стальные челюсти ствол автомата и, орудуя им как рычагом, разомкнул зубья. Незнакомка наклонилась и помассировала ногу. На сапоге осталось несколько дырочек. Следов крови не было.
— Разулыбался! Сейчас я тебе зубки-то подправлю!
— Не ожидал здесь встретить стоматолога!
На Задова из прорезей маски внимательно смотрели чудные глаза. Один был ярко-синий, второй — зеленый, в золотистых точечках. Цвет у глаз был разный, а зрачки одинаковые, бездонные. Они манили и растворяли в себе без остатка. Лева схватил руками маску за рыжие остроконечные ушки с черными кончиками и со всей силы потянул на себя. Незнакомка от неожиданности заверещала и с неженской силой освободилась от захвата.
— А-а-а! Больно! Ты что делаешь, дурак?!
В ответ она выпустила из рыжих перчаток-лапок коготки и попыталась схватить Леву за уши. Когти только заскребли по стальному шлему, оставив тоненькие царапины на белой краске.
— Ах ты, пес железноголовый! — Рыженькая замахнулась когтистой пятерней, норовя заехать по обветренному лицу, целя в нос.