Испытание со стрельбой было, напротив, короткое. Машинку прикрутили к стендовому зажиму так, чтобы пистолет был внутри защитного поля, а к спусковому крючку, пистолета привязали резиновый шнур. Невредимку включили, потянули за шнур — пули легли в пристрелянный заранее центр мишени. То есть поле не искажало траекторию выходящего из него предмета. Берт по этому поводу сказал:
— Сумеешь перебить всех врагов, обезьянка… Вопрос в том, как устоять на ногах.
— Э, буду ходить на коже, — весело возразила Ама-лия. — Видишь? — Она подняла ножку в новом ботинке на кожаной подошве. — Уже готова открыть огонь по вашим врагам, сударь.
С этой «ходьбой на коже» были свои сложности — что-то происходило с предметами вокруг Невредимки, стоящих на кожаной подложке. Но по причинам, которые мы уже изложили, Амалии некогда было вникать в подробности испытаний. Да и сами испытания отнюдь не были главным занятием Берта и Рональда: добрая половина рабочих теперь делала не обычную продукцию, не распределители для станков — на верстаках лежали Невредимки. Двух размеров: маленькие, почти вдвое меньше той, которую испытывали, и большие, размером в толстую книгу. «И-1» в «И-2». Для человека и для автомобиля.
В конце февраля Петер Земан был вместе с одним из немецких нянек отправлен в Германию на шинный завод — за специальными шинами для «мерседесов». Рональд нашел-таки пластмассу, проницаемую для защитного поля И.
С последним событием — его на деле можно считать решающим для судеб наших героев — совпало еще одно, куда более важное с точки зрения других действующих лиц этой повести.
На Детройтском автосборочном заново вырос опытный цех. Начальник его, Гарри Лауден, получил приказ гнать в три смены новый образец электромобиля: чертежи были уже заготовлены, как и таинственные документы, именуемые «технологическими картами».
Заказ на индивидуальные колесные двигатели получила эйвоновская фирма в Хоуэлле — как легко понять, без ведома хозяина. Управлял фирмой теперь наемный человек, и ему было все равно, какую продукцию выпускать, шли бы денежки. (Однако, думается мне, если бы у Эйвона спросили согласия на этот заказ, он ухмыльнулся бы, подивившись упорству Си-Джи, и не стал бы возражать: желает парень покончить с собой — его дело.)
Три смены при очень высокой оплате для всех рабочих обозначали, что машина выйдет на испытания через месяц.
Теперь это ни от кого не скрывалось. Корреспондентов в цех, правда, не пускали, но информация всегда была наготове, и в газетах замелькали осторожные заголовки, часто со знаком вопроса: «Действительно ли «Джи Си» осчастливит нас электромобилем?» А рядом — фотография новых ворот цеха с контрольной будкой, больше похожей на огневую точку. Снимать цех теперь не удавалось, его обнесли глухим железобетонным забором с колючкой поверху: предельно неамериканское зрелище.
Бедняга Мабен. Мало того что в его подчинении теперь был целый полк охранников; мало того, что вместе с его людьми завод стерегли соколы ФБР и с ними приходилось взаимодействовать (а это было ох как непросто, потому что Бернанос докладывал о новых попытках подкупа федеральных соколов, и от этого Мабена тошнило еще пуще; «Не смейте клеветать на моих людей, ублюдок вы этакий!» — визжал Уэбб), так Мабену еще пришлось создать службу безопасности внутри своей службы.
«Гнусные парадоксы жизни, — думал Мабен. — Гнусные фокусы нашего ремесла. Если бы эти мерзавцы не убили агента Грэга, а затем агента Родригеса, Уэбб просто посылал бы меня к дьяволу, молча. Родригес продался, это верно, но он был приятный парень, и семейный — четверо детей, мать-старуха. А я вынужден радоваться его смерти, потому что так мне легче работать»,
Так вот, в довершение всего высокий шеф вице-директора, для охраны которого вместе с нью-йоркским небоскребом Мабен и нанимался, этот шеф, можно считать, повредился в уме. Он стал, во-первых, пытаться улизнуть от автомобиля сопровождения, ездил на приемы и в гости, не предупреждая Николсона. Во-вторых, перестал интересоваться ведомством Мабена, словно забыл о его существовании — неделями не вызывал к себе. И бедняге Мабену приходилось тратить деньги на свой страх и риск; от этого его буквально корчило.
Сколько пришлось выложить безликому террористу, и вспомнить было страшно. Целое состояние. Одно утешало, что Бернанос, тоже очень дорогостоящий сотрудник, — свой и прекрасный человек. Душа-парень, И надежный, как хранилище в Форт-Ноксе; очень было приятно хоть в ком-то не сомневаться.
От него-то и пришла черная весть: Дан Эрикссон навестил сеньора Лентини.
Боже, Господь мой, помоги, в очередной раз подумал Мабен и перекрестился перед распятием. Весть застигла его дома Джо Бернанос позвонил и произнес условную фразу: «Слушай, Жако, я запамятовал, какие цветы уважает твоя скво — тюльпаны?» Эрикссону специально на этот случай было присвоено имя «Тюльпан», Бабаджаняну — «Хризантема» и так далее. Одноразовый код; для других случаев будет другой. Во всем, что касалось крестного папаши Лентини, соблюдалась паническая, можно сказать, секретность. Например, «парнишке» Бернаноса в окружении Лентини было заплачено за предательство заранее, чтобы не передавать ему деньги после доноса и тем не засвечиваться. Но он знал, что за дополнительную информацию получит вдвое больше.