Надо ничего не знать о нравах маленького американского города, чтобы вообразить, будто целой группе охраны проще простого угнездиться на улице такого городишки и не привлечь к себе внимания обывателей. Улица может быть тиха, как заповедный лес, по ней, возможно, проходят три пешехода в сутки, а ее обитатели выезжают со двора на машине и возвращаются в свой двор на машине, вроде бы ничего не замечая кругом, но не обольщайтесь этой тишиной и всеобщим безразличием. Ни в коем случае. Как ни маскируйся, тихие американцы отметят тебя как непонятного чужака и тихо позвонят в полицию, и будут неприятности: а на каком таком основании вы проводите охранную работу в нашей зоне ответственности? Как будто мы сами не в состоянии обеспечить покоем наших налогоплательщиков!
Понимая все это, Амалия, не поставив в известность Мабена, явилась к Питу Никсону и в два счета его обольстила. Нет-нет, не в буквальном смысле — просто ухитрилась ему понравиться, и он без всяких официальных процедур разрешил ей делать свое дело, О чем она впоследствии и доложила шефу.
Сейчас она обратилась к Питу с необычной просьбой: созвониться с полицией аэропорта. Чтобы ей разрешили ознакомиться со списками пассажиров, отбывших со всех терминалов в определенное время. И еще разрешили опросить служащих на терминалах. Пит сильно удивился, и она представила себе, как он сидит за. столом в своем закутке и надувает черные глянцевые щеки.
— Амми, радость моя, у тебя любовник убежал? П-хе! Плюнь на него, радость моя! У меня тут шестеро холостяков, красавица моя! Кого ты ищешь, скажи старине Питу!
— Потом все расскажу, дружище, — пообещала она. — Так ты мне окажешь такую любезность, а, Пит?
— Потом? Когда это — потом?
— Ну, Пи-и-ит, ну голуба моя, ну пожа-а-луйста. Я же к Метро подъезжаю, время поджимает…
— Ко мне ты подъезжаешь, как паровоз, никакого спасения, — проворчал Пит Никсон. — Уговорила, звоню. Попрошу, чтобы тебя встретили перед залом отбытия. С тебя ящик пива и по поцелую на каждую бутылочку.
У входа их действительно встретил полицейский сержант и сразу подвел к телеэкрану, по которому можно гонять вниз-вверх расписание рейсов. Амалия послала Джона обследовать терминалы — выяснить, не застрял ли Умник в аэропорту, — а сама выбрала из перечня рейсы, отбывшие из Детройта в пределах последнего часа. И попросила сержанта отвести ее к стойке компании, рейс которой отбыл первым.
Еще у телеэкрана она заметила, что сержант заглядывает ей за вырез блузки, и похвалила себя — переоделась как надо, и официально, и пикантно.
Просмотрела список пассажиров — нет господина Эйвона. Перешла к стойке «Дельты», рейс на Торонто — тоже ничего… В тот момент, в горячке, Амалия еще не могла себе представить, чтобы у господина Эйвона мог быть паспорт на чужое имя, поэтому она уверенно посчитала, что Берт не улетел в Канаду. Следующий рейс — «Эр Франс», Париж; и здесь пустота… Она досматривала список, а белобрысый сержант увлеченно заглядывал ей за вырез, и в этот момент запищал телефон. Джон.
«Прижми плотно к уху, — сказал Джон.
Джон.
«Прижми плотно к уху, — сказал Джон. — Плотно. За тобой «хвост». Двое. У одного «длинное ухо»; если осторожно оглянешься, он прямо у тебя за спиной сидит на лавке, прикрыт газетой с очком. Не отвечай, услышит».
«Длинное ухо» — узконаправленный микрофон, дьявольски чуткая штука. Амалия подумала и все-таки ответила:
— Повтори это сержанту, Джонни. Сержант принял телефон, послушал. Аккуратно, не оглядывась, выключил аппаратик, проговорил:
— Извините, мэм, я на минуту… — И широкими шагами подошел к человеку с газетой.
Амалия подошла тоже. Из любопытства.
— Моя извинения, сэр! — нарочито громко провозгласил сержант. — Вы нарушаете закон!
Едва сержант проорал первое слово, как человек уронил газету и сорвал с себя наушники. Видать, ему крепко ударило по барабанным перепонкам. Раззява какой-то, подумала Амалия. Нерасторопный.
Человек встал с лавки и объявил:
— Я не нарушал никаких законов!
— Нарушили закон, сэр, в четвертую поправку к Конституции, сэр. (Ай да белобрысый…подумала Амалия.) Вы подслушивали приватный разговор. У вас есть разрешение прокурора на использование подобного прибора в отношении служащего полиции и частных лиц? — Раззява молчал, — Нет? Я вынужден вас задержать, сэр, и составить соответствующий акт.
Он еще не договорил, когда раззява с поразительным проворством метнул свой подслупшватель вверх в в сторону, аппаратик описал дугу — Амалия и полицейский не успели опомниться, а какой-то человек, стоявший у окна, уже поймал подслупшватель и метнулся вон из зала, по движущейся дорожке к посадочным воротам.
Расчет был точный: для составления акта полицейский офицер должен иметь оба, так сказать, предмета — и обвиняемого, и его аппарат. Но расчет не удался, поскольку Джон стоял как раз у выхода, и он тоже был точен — подставил ногу бегущему, рухнул на него сверху и выхватил подслушиватель.
Какая-то дама завизжала. Полицейский крепко держал псевдо-раззяву за плечо. Джон поставил беглеца на ноги и встряхнул, потому что тот, видимо, ушибся головой.