— Комментарии потом, — перебивает Слава. — Ты слушай дальше. В общем, каждый рычаг, каждую кнопку в этой машине они знают, хоть среди ночи разбуди. Но что его крайне удивляет, это то, что на базе ликвидации техники армии ГДР в Шарлоттенхофе высокопоставленные офицеры-танкисты из бундесвера не могут отличить танк Т-72 от Т-55.
— Прости что? — не совсем понимая, не ослышался ли, переспрашиваю я.
— Не могут отличить Т-72 от Т-55, — повторяет Слава.
— А слона от носорога отличить не пробовали? — вставляет реплику Валера.
— Погоди, я кажется понял. Ты хочешь сказать, что в Шарлоттенхофе под видом одних танков уничтожаются другие?
— Похоже, что так. Подумай сам. Не может быть, чтобы высокопоставленные офицеры-танкисты бундесвера не могли распознать основной танк вероятного противника.
— Абсолютно невероятно.
— Именно. Но, с другой стороны, немцам глубоко безразлично, какие танки уничтожать. Их больше интересует, сколько единиц бронетехники уничтожить, списать по ведомости. Каких — без разницы. А если по этому поводу им ещё кинуть некоторую сумму дойчмарок, то они тебе танк от трактора не отличат.
— Допустим. Во всяком случае, здравому смыслу подобное предложение не противоречит. Тот же генерал Пиночет, которого в особых симпатиях к армиям Восточного пакта не обвинишь, отзывается о бундесвере крайне нелестно.
— Оставим это на его совести. Я о другом, — обрывает мой экскурс в историю Бирюков. — Представь себе, что у тебя есть информация о том, что через пару лет войска страны Игрек будут выводиться из страны Икс.
— Представил, — киваю я. — немцы о выводе войск знали минимум за полгода до официального объявления. Сидя наверху, знать об этом за год-полтора — не проблема.
— Верно. Теперь представь, что у тебя есть возможность перемещать боевую технику с места на место.
— Ну, при известной величине звезд на погонах и это вполне вероятно.
— Отлично. Тогда мы берем, скажем, из под Кривого Рога, где имеется целое стойбище устаревшей бронетехники, энное количество старых танков и отправляем их эшелоном в Германию. Скажем, в Планкен.
— Почему именно Планкен?
— Там железнодорожная ветка и танковый полигон — то, что нужно. Так вот, все это старье и рухлядь до поры до времени числиться за полигонами, скажем, в качестве мишеней. Потом, когда приходит время выводить войска, некто находит, а скорее всего, уже давно имеет, общий язык с руководством армии ГДР. Армии этой, как мы понимаем, жить осталось всего ничего, а новых вакансий на офицерские и генеральские должности всего 750. Из них генералов — двадцать. Четырнадцать бригадных, пять генерал-майоров и один генерал-лейтенант.
— Хорошо. Но для чего ты мне все это рассказываешь?
— Господи! — возмущается Слава. — Это же понятно до примитивности! Меньше тридцати процентов кадровых военных ГДР нашли себе место в Бундесвере. А если ты генерал, доживающий в своем кабинете последние дни и не ждущий от новой власти ничего хорошего, станешь ли ты подкрашивать свои танки для того, чтобы преподнести их чужим злым дядям или по просьбе своего старого приятеля подменишь одни «коробочки» на другие, получив при этом достаточно денег для безбедной старости где-нибудь в тихом уголке новой Объединенной Германии?
— Пожалуй, это тоже не противоречит здравому смыслу.
Таким образом, немецкие танки советского производства возвращаются на Родину, а вместо них уничтожается рухлядь, собранная с танкодромов!
— Правильно, командир. Но цепочка на этом не заканчивается. Танки вывезенные из ГДР направляются в Тенишево, где им устраивают профилактический ремонт и перекраску. Отсюда их на выбор можно продавать любому желающему, а можно обменять на более новые.
— Ну конечно же! — я хлопаю себя ладонью по лбу. — Как же я сразу не догадался! Ты можешь сказать, когда до настоящего времени в последний раз использовались сводные части? Если, конечно, не считать парад Победы?
— Насколько я помню, при обороне Москвы, — опасаясь ошибиться, чуть помедлив, отвечает капитан Бирюков.
— А теперь вот — в Чечне! Собирают, по утверждению Минобороны, из тридцати — сорока частей со всех округов. А потом, не дав не то, что сработаться, но даже толком узнать друг друга, бросают в бой. Тасовать такие части можно сколько угодно, без ущерба для их боеспособности. Она, увы, условна. Армию загнали на бойню! Для чего спрашивается? Полицейская акция? Наведение конституционного порядка? Черта с два! Для того, чтобы списать побольше техники, боеприпасов, горючки и прочего военного имущества! Не может такого быть, чтобы российская армия при умелом руководстве не смогла бы задавить Чечню! Не в первый раз! Опыт есть. Однако, с самого начала, от ввода наших войск до последнего дня боев допущен такой катастрофический ряд «ошибок и просчетов», что иначе как заранее обдуманным преступным сговором их не объяснить. При всем уважении к боевому духу и отваге чеченцев.
— В общем понятно, — подытоживает наш разговор Валера, с видимым удовольствием поглощающий принесенный Бирюковым кофе. — Желая того или не желая, мы столкнулись с крупнейшей, может быть крупнейшей в мире, компанией занимающейся контрабандой вооружений. Полагаю, что не только танков, но и всего остального. Компания транснациональная, имеющая любую желаемую поддержку на самом верху военного, финансового и политического истеблишмента. Что будем делать по этому поводу, господа офицеры?