— Скажи, чем она тебе не угодила?
— Да вот ей?богу, не знаю! Только голос ее трубный прямо?таки слышать не могу. Все эти «анбары», «шустрики умельственные», «ыкзымпляры»… Как будто нарочно выдрючивается, чтобы серость свою продемонстрировать. С души воротит…
— Тоже, заметь, словесный оборот, не вполне приличествующий благородному эрлу. Можешь считать, что мои аристократические уши особой разницы между вами не отмечают.
— Понял. Уши королевских кровей, которые не видят разницы…
— Вот именно. — Она с царственным равнодушием пропустила едкие оттенки в интонациях мужа. — Поэтому лечу следом за Паянной, чтобы извиниться за тебя, и делаю это в последний раз, предупреждаю! Кстати, в знак примирения можешь взять ее с собой вечером к Алэлу.
— А вот это — ни за какие коврижки. Можешь сама миловаться со своей Бабарихой.
— Миловаться… заразился.
Она, не дожидаясь ответной реплики мужа, выпорхнула из дома, но «кухонной воеводихи» на голубом лугу уже не было; годы — годами, но сгоряча она порой могла развить такую прыть, что и дружина едва за ней поспевала.
Куда может податься обиженный человек? К морю, естественно. Детишек на колокольчиковом лугу не видно, значит, взяла их с собой. Мона Сэниа взлетела над каменистым спуском и едва не столкнулась в воздухе с Гуен, которая отпрянула с мерзким хохотом — разозлилась. Паянна действительно спускалась по неровным камням, которые, выступая из земли, создавали подобие лестницы; плешины осыпей и обрубки корней делали этот путь малопригодным даже для тренированных ног. Но Паянна, как видно, в сердцах пренебрегла услужливостью дружинников, без хлопот доставлявших ее куда только ее душа пожелает, и теперь, кряхтя, перебиралась боком с камня на камень, напоминая гигантского черного краба. Ю?ю и Фирюза, зажатые, как поросята, у нее под мышками, дрыгали ногами и похрюкивали то ли от страха, то ли от восторга.
Непременные сопровождающие, Пы и Флейж, зорко наблюдали за происходящим с вершины лестницы и от ее подножия. Принцесса знала, что в неусыпности стражи она может не сомневаться. Три пары глаз, не меньше (если считать и сову) — так будет всегда.
Она спустилась, легким взмахом руки показывая, что караул свободен. Подхватила обидчивую Фирюзу (возьмешь первым сына — разревется)
— Слушай, Паянна, а почему бы тебе не побывать вечерком у Алэла? Посмотришь, как тут, на островах, простые люди живут.
— Простые! Сказанула. Это король?то — простой?
— А здесь короли живут, как все.
— Дерьмовый?то королек, стало быть, коль прибытку у него недостает жить по?княжески. — Она углядела вогнутый, как седло, камень, с облегчением присела.
— Лроногирэхихауд Милосердный, между прочим, тоже не любит роскоши, — заметила как бы вскользь принцесса, предоставляя младшему поколению заканчивать спуск самостоятельно, благо плюхнуться они могли только в воду, в которой уже научились себя чувствовать свободно, как два лягушонка.
— Ну?у?у! Супоставила. То — мудрый князь, всем бывшим не чета. Евоная простота — от строгости душевной.
— Ну что касается мудрости, то Алэл ему вряд ли уступит, а к тому же он еще и чародей, не чета вашим сибиллам.
Во?во, потому и брезгую. Уж на что наш?то княжий ведун никудышный, а как вперится очи в очи — точно вилкой в душе ковыряет. Не любо мне такое.
Мона Сэниа пожала плечами — вот уже чего?чего, а робости или неловкости она перед магами и колдунами никогда не испытывала.
— Тебе?то что, княжна, — Паянна прихватила край своей необъятной юбки и шумно в него высморкалась. — Ты живу воду пила, так что покудова у тебя в крови хоть макова росинка от той воды имеется, тебе колдовства сторожиться нечего. Тебя никое чернокнижное стерво не проймет.
Принцесса всеми силами постаралась, чтобы на ее лице не промелькнуло ни тени высокомерной усмешки. Какой бы бесстрашной подругой ни была Паянна своему покойному мужу, управлявшемуся с оголтелыми ордами подрассветных земель, но ее храбрость ограничивалась тем, что могли ей противопоставить человеческая хитрость и стальное оружие (да и сталь?то на Тихри была дрянноватой). Но вот как не без разочарования убедилась принцесса, даже шаманские фокусы сибиллы заставляли старую воеводиху от него шарахаться, а высокая магия пугала до смерти. Кроме того, Паянна, простолюдинка по крови, даже представить себе не могла, как же это — не бояться абсолютно ничего и никогда, независимо от количества капель живой воды, еще сохранявшихся в крови (интересно, и как надолго?); вероятно, для такого нужно было все?таки родиться дочерью короля Джаспера.
Мона Сэниа рассмеялась, постаравшись при этом, чтобы этот смех прозвучал по?детски беззаботно.
— Это что же выходит, колдовская молния мне не страшна, а простой стрелы следует опасаться?
И чему токмо тебя в дитячестве твоем учили? Это ж и пню придорожному яснее ясного: колдовство от колдовства спасает, а естеству естество противостоит.
— Это что же выходит, колдовская молния мне не страшна, а простой стрелы следует опасаться?
И чему токмо тебя в дитячестве твоем учили? Это ж и пню придорожному яснее ясного: колдовство от колдовства спасает, а естеству естество противостоит. Так что чар не опасуйся, а боронись от железа оружного, окромя заговоренного — тое тебе не грозит. А что поранено, то заживать на тебе будет, как на кошке.