— Ну, сегодня?то деревца были не вечные, а совсем молоденькие, — невольно вырвалось у нее как бы в подтверждение того, что всю ночь она честно прошагала по указанной тропочке.
Но Горон возмущенно встряхнул своей гривой:
— Нерадиво! Учили тебя спустя рукава — а может, и ты, поскакушка, была неприлежна. Какие ж еще деревья?
Ей оставалось только пожать плечами:
— Да все, что вдоль дороги…
— Древо. Вечное, единое древо. Все леса, кои дали пристанища здешним поселенцам — лишь ветви единого дерева.
Вечное, единое древо. Все леса, кои дали пристанища здешним поселенцам — лишь ветви единого дерева. Его корни тянутся от подлесья к подлесью, и над ними проложены тропы, живые тропы. Приложи ухо к такой тропе — услышишь, как дышит под нею корень.
— Ну, это я уже уловила, — пробормотала она смущенно.
— Добро. А подлесье, возле которого ты будешь ждать меня завтра поутру, носит гиблое название: Порух.
— Как, как?
— Порух. В незапамятные времена на том месте с неба обрушилась глыба исполинская, извергающая колдовской огонь. Чего огонь коснулся, то преобразилось: травы выше людей выросли, стволы раздвоились и по земле стлаться стали; живность окрестная кто ног прибавила, а у кого и головы лишние появились… Должно быть, без маггиров не обошлось, хотя они и не признаются. И народ в том подлесье, как трава пещерная — ввысь тянутся, а телом чахлы до изумления. И живут недолго.
— Так, может, мы в это селение и заходить не будем?
— Придется. Ни одного из них я не могу пропустить. Да и сейчас мне пора. Мы с тобой, Эссени, оба ищем то, что нам самим пока не ведомо. Путь неблизкий. Отдыхай… и пусть этим жарким днем сны твои будут облачны.
Он повернулся так стремительно, что она не успела разобрать, улыбнулся он ей, или это ей только показалось.
— Горон!
— Да.
Он обернулся — нет, улыбки не было.
— Если я все?таки собьюсь с дороги, по каким приметам мне искать этот Порух?
Вот теперь он действительно улыбнулся:
— Не заблудишься. На подходе к Поруховой купине стоят два обгорелых пня, сожженных молниями. Хотя на них, пожалуй, уже и сеть накинули, чтобы ночами по ней вьюнковая звень?трава тянулась… Порух?то невелик, ему бы давно надо расширить свое подлесье, да руки у порушанцев слишком слабы, им под силу плести да ткать, в гонцы да носильщики и то редко кто годится. Вымрет подлесье.
— А почему маггиры не помогут — разве они не чудодеи?
— Разве, — сурово проговорил, как отрезал, Горон. — До завтрашнего утра, Эссени. И помни про левую руку.
— Горон!
— Да? — Казалось, он совсем не был раздосадован тем, что она все время останавливает его. А она на его месте уже давно взбеленилась бы.
— Ты сказал — путь будет недолгим; так что давай, на этот раз сделаем наоборот: вперед пойдешь ты.
Он молча кивнул и исчез под щетинистым покровом купины. Торопливо до совершеннейшей неучтивости.
Так ты ему нужна или он — тебе?
Она, вздохнув, задумчиво проводила его взглядом, нахмурилась: что это он говорил про левую руку? А, да. Пойдешь направо — к Нетопырю попадешь. Такую сказку она уже слыхала. В золотом асмуровском подземелье. Сказка, в которой древние богатыри были до странности нелюбопытны. Чем она от них и отличается…
А посему в следующий миг она была уже на верхушке самого высокого здесь скального пика. По одну сторону далеко внизу виднелось темное пятно, точно брошенный меж камней ком лесного мха — так выглядела отсюда Горюнова купина, растратившая к восходу солнца, как и вся здешняя зелень, свое свечение. По другую сторону удручало взгляд беспорядочное нагромождение столбчатых пирамид, меж которых черным ручейком вилась крытая зеленью дорога. А обещанный замок?то где?
Какой?то лиловатый туман, сгустившийся во впадине между остроконечными пиками, сомкнувшимися в хоровод, привлек ее внимание. Она слетела пониже, на едва выступающую из обрывистого склона площадку. Забавно. Похоже на дождевое облако, лежащее прямо на земле.
Перепархивая с одной скалы на другую, она подобралась поближе, все время оглядываясь на солнце, которое вот?вот должно было выметнуть из?за каменной кромки первый огненный луч; непривычный, инстинктивный страх заставлял ее быть по?беличьи острожной, хотя в этом горном хаосе ничто не выдавало присутствия ни человека, ни зверя.
Перепархивая с одной скалы на другую, она подобралась поближе, все время оглядываясь на солнце, которое вот?вот должно было выметнуть из?за каменной кромки первый огненный луч; непривычный, инстинктивный страх заставлял ее быть по?беличьи острожной, хотя в этом горном хаосе ничто не выдавало присутствия ни человека, ни зверя.
О, тролли ледяные, не успела! С этого уступа ей не было видно даже солнечной кромки, но вершина бурого пика внезапно окрасилась в ярчайший шоколадный тон; золотые блестки слюдяных вкраплений заискрились, осыпая вниз мечущиеся отблески, словно пригоршни новеньких монет — солнце щедро платило ночи за право вступить в свои владения.
И сумеречного облака внизу уже не было, а лишь наклоненные остроконечные шпили, выстроенные в плавно замыкающееся кольцо, огораживали небольшую площадку такой же безжизненной, как и все вокруг, каменной свалки. И ни малейшего намека не то чтобы на замок — на захудалую горную хижину.