Сердце, булькнув, провалилось в ледяной колодец страха. Неужели за этот час еще что?то? Тогда это будет заслуженным воздаянием за все ее художества.
— Что?.. С кем?…
— Да, в общем?то, ничего не стряслось, только я волновался. Да и Пы все время за мной по пятам ходит, папашу своего проведать просится. Совсем, говорит, плох дедуля. Я без тебя не рискнул его отпустить, хотя сейчас весь гарнизон вроде бы наготове… Так что, отпустим?
— Придется, — поморщила носик Сэнни.
— Что?.. С кем?…
— Да, в общем?то, ничего не стряслось, только я волновался. Да и Пы все время за мной по пятам ходит, папашу своего проведать просится. Совсем, говорит, плох дедуля. Я без тебя не рискнул его отпустить, хотя сейчас весь гарнизон вроде бы наготове… Так что, отпустим?
— Придется, — поморщила носик Сэнни. — Он, по?моему, к своему батюшке возымел какую?то гипертрофированную тягу. Раньше такого за ним не замечалось. Запоздалая сыновняя нежность?..
— Тебе конечно виднее, но, на мой взгляд — не к нему, а к его судейской должности, которая вот?вот станет вакантной. Кстати, он снова просит дать ему Фируза, чтобы старый душегуб, отходя в мир иной, в последний раз на такое диво полюбовался. Мы ведь только однажды позволяли ему взять с собой младшенького крэга…
— Ни в коем случае! — вырвалось у принцессы почти непроизвольно.
— Да? Вот и у меня возникли сомнения.
— Равнинные крэги сейчас в бешенстве, не знают, наверное, как и расплатиться с нами за своего вожака. И потом, Фируз ведь еще едва оперившийся птенец…
Юрг, заслышав шелковистый шелест, обернулся.
— Легок на помине! — Действительно, оба их домашних крэга, появившись откуда?то со стороны моря, эффектно зависли на секунду над кромкой стены, точно два сказочных вертолетика, а затем разом опустились на нее и принялись охорашиваться. — А знаешь, не такой уж он крохотуля — ишь, кур перламутровый, вымахал аж до папенькиных габаритов! Кстати, я тут недавно наблюдал за тем, как они с Ю?ю забавляются, и мне припомнился твой рассказ о какой?то провидческой картинке, которую ты наблюдала во дворце этого полоумного тихрианского князя. Припоминаешь?
Мона Сэниа почувствовала настораживающий укол под левым ребрышком.
— Да, там был нарисован наш Ю?ю, такой смугленький, что кажется арапчонком; в одной рубашонке он карабкается по камням, а перед ним две невиданные на Тихри птицы…
Вот?вот. Я тогда только успел его вытереть после купания, как тут эти гуси принялись с ним заигрывать; он и вырвался, вверх по камням полез… Сказочная картина, я налюбоваться не мог.
— Когда это было?
— Судя по всему, как раз в то время, когда ты еще прохлаждалась на Свахе. А что?
Призрачное завихрение струй и капель, рождающее так однозначно угадываемые образы…
— В это же самое время и мне в тумане почудилась точно такая же картина. Разве это не волшебство?
— Ну, так я никогда и не сомневался, что в тебе есть что?то от ведьмы… Ой, пардон, только без рукоприкладства — это я, недотепа, хотел тебе нетривиальный комплимент сделать. Но вернемся к нашим баранам, хотя дражайший Пы больше смахивает на упитанного толедского бычка. Значит, даем ему увольнительную, пока он не сиганул в самоволку?
— Ну, раз его отцу совсем плохо, у нас нет морального права его задерживать. Только нужно еще раз строго?настрого ему наказать, чтобы держал язык за зубами, особенно — про венценосного покойника. И, между прочим, откуда он про своего папашу узнал?
— Родственный нюх, — отмахнулся Юрг.
Она задумчиво покачала головой: совсем недавно один за другим погибали ее братья, а она даже ничего не почувствовала. Никудышная она ведьма, вот что. Но кроме этого, проскользнула и еще какая?то настораживающая мысль, только Юрг своей присказкой о баранах спугнул ее, и она исчезла, оставив после себя лишь смутное беспокойство.
— Что?нибудь еще?.. — всполошился супруг.
Нет?нет, ничего определенного. Кстати, у нашего тихрианского князя отец тоже на ладан дышит, и если случится с Рахихордом неминуемое — мне непременно надо быть рядом с Лронгом, он ведь больше ни от кого утешения не примет… Сколько лет он трупоносом отслужил, только чтобы его отца в темнице голодом не уморили!
— Ну, слетай, если так; только не сегодня, ладно?
* * *
Но ни через день, ни через два ей выбраться не удалось: нескончаемая суета «этого поросятника» как теперь величал детскую командор, отнимала все силы и время.
И когда она в сопровождении молчаливого Дуза очутилась, наконец, под ленивым солнышком Тихри, уже по отсутствию девичьего щебета, всегда доносившегося из пестрых палаточек и снятых с колес кибиток, окружавших княжеский шатер, мона Сэниа поняла, что опоздала.
Лронг был в шатре один, и она, приподняв кожаный полог входа, осененного черной траурной ветвью, бесшумно скользнула по вытоптанному ковру к замершему в скорбном оцепенении князю. На какой?то миг замерла, как и он. Что связывало ее с этим тихрианским великаном? Однажды она попыталась найти слово, коим можно было бы наречь их отношения. Наречь… Даже в старинных куртуазных романах такого слова не нашлось. Просто он, как никто другой во Вселенной, умел одарить ее какой?то невероятной полнотой самоощущения: рядом с ним она чувствовала себя и самой прекрасной женщиной, и самым нежным другом, и самой трепетной матерью, и самой своенравной принцессой (да простит ее Юрг!)