Скромных, которые не пристают к девушкам в темных коридорах.
Потом…
Ну, вы понимаете, что бывает потом, вслед за такими событиями, как цветы, шампанское, слезы, смех и поцелуи.
Два следующих дня мне пришлось заниматься программой, игнорируя клиентуру. Впрочем, звонков было немного и лишь один серьезный заказ, со ссылкой на Мартьяныча: какой-то его приятель хотел открыть счета за рубежом, но непременно в австрийских банках. Деньги он мог переправить сам, через «коридор» на таможне, но без легальной «истории» австрийцы их не брали, поскольку сумма была довольно приличной. Не миллион, однако и не пустяк в пять тысяч баксов, что было предельной квотой для наличности без соответствующих бумаг: где и каким образом наличность заработана и сняты ли с нее налоги. Всех этих документов, называемых «историей» денег, знакомец Мартьянова, конечно, не имел, а дробить свои средства на двадцать вкладов в различных банках ему совсем не улыбалось. Я сказал, что займусь его проблемой и разрешу ее не позже октября. Законы в Австрии суровы, но не настолько, чтобы лишать доходов финансовую олигархию, а это значит, что в законах есть лазейки. Например, такие: каждый крупный банк курирует две, три и больше страховые компании и открывает счета их клиентуре без лишних сложностей и проволочек. В целом схема выглядела так: мартьяновский знакомец приобретает полис, а также рекомендацию страховщиков; по ней ему открывают счет на сумму втрое-вчетверо больше страховки, и с этого вклада перечисляются взносы в страховую компанию. Средства, вложенные в полис, приносят пять-шесть процентов годовых и лет через десять возвращаются к владельцу с изрядной прибылью. Все законно, все путем! Осталось лишь подобрать надежную компанию и патронирующий банк да получить «добро» на таможне… Но это уже не мой вопрос.
В четверг, закончив трудиться над программой, я инициировал оба варианта текста, на русском и английском языках, занес их на дискеты, распечатал и уничтожил в памяти компьютера. Чтобы случайно не наткнуться и не прочитать. А чтоб не перепутать, кому какой материал, дискеты и распечатки пришлось разложить по конвертам, изобразив на них стилизованных орлов: двуглавого российского и американского, с одной башкой, но очень хищной. В это историческое мгновение я ощущал себя дьяволом-обманщиком, этаким агентом-двойником, который водит за нос британскую МИ-6 и ведомство папы Мюллера, а может, кого-нибудь еще — МОССАД, ЦРУ или недоброй памяти Лаврентия Палыча Берию. Но это были пустые фантазии. Пока что я обманул по-крупному лишь одного человека, расколотив молотком алый гипноглиф и черную пробку с бутылки от кетчупа.
Да, обманул!.. Не слишком достойный поступок, но что поделаешь… Амулет власти являлся моей единственной надеждой и защитой, броней, отгородившей меня от неприятностей и бед. От мелких и крупных, и от того, что случилось с Сергеем Арнатовым. Крысоловы наивностью не отличаются, и я понимал, что неизбежно наступит момент, когда моя жизнь повиснет на волоске — в тот миг, когда отдам дискету, и до того, как ее прочитают. Когда прочитают, все позабудут — о Косталевском, о гипноглифах и обо мне, но эти два события могли разделяться минутами или часами. Это время нужно пережить. Весьма опасный период, когда я стану не посредником, а лишним свидетелем, коего, рассуждая логически, надо быстрее спровадить в ящик. Может, так не случится, может, сперва решат прочитать, выяснить ценность доставленного, но мне что-то не хотелось рисковать. Месяца не прошло, а пять покойников уже маршировали в ад, и я не собирался стать шестым в их дружной шеренге.
Вот почему черный гипноглиф занял место алого в корпусе из-под часов, и этот браслет я таскал весь день, а ночью, чтоб не заметила Дарья, прятал под кроватью в тапки. Не потому, что боялся внезапных налетов и похищений, а ради создания привычки.
Не потому, что боялся внезапных налетов и похищений, а ради создания привычки. Привычка — вторая натура: где интеллект подведет, где интуиция откажет, там выручит привычка. И, разумеется, тренировка.
Для тренировки я показал свой амулет Петруше и принялся внушать ему строгим голосом:
— Я — твой хозяин, хохлатый охальник. Слушай внимательно и повинуйся! Во-первых, ты должен забыть все нехорошие слова. Если не понимаешь, какое слово гадкое, а какое — нет, то позабудь их все. Уяснил алгоритм? Выполняй! Теперь во-вторых: увидев меня, ты должен кричать: «Дмитррий, прривет пррофессор!» Увидев Дарью: «Даррья, крреолка, кррасавица!» А еще — «пррошу прростить покоррно!» И если хочешь банан, не вопи «жрать, жрать!», а попроси, как полагается интеллигентной птице, — «фррукт, хочу фррукт!» Понял, сухогрузный недоумок?
Во время этой речи я водил гипноглифом у петрушиного клюва, а он, склонив хохлатую голову к крылу, косился круглым глазом на темную обсидиановую спираль с мерцающими в глубине серебристыми искорками. Казалось, что он поддается гипнотическому воздействию, что резонанс между сознательным и подсознательным сейчас наступит и я услышу наконец: «Прошу простить покорно». Или хотя бы: «Дмитрий, привет!» Но вот мощный изогнутый клюв приоткрылся и раздалось: