Я поборол искушение пройтись по каждому из векторов, ибо, при дефиците информации, все они вели в никуда, в область беспочвенных домыслов и фантастических гипотез. Из всех фактов, какими я располагал, только один являлся объективным и вполне надежным: белый амулет подействовал на меня, а черный — тот, который лежал сейчас в моих ладонях — казался столь же безобидным, как подвеска от хрустальной люстры.
И что бы это значило? Что амулеты обладают какой-то селективностью? Правом выбора? Что эта черная спиралька безопасна для меня, но на других людей — каких? — воздействует с необоримой силой, погружая в транс или лишая памяти?
Я размышлял над этими проблемами, когда раздался звонок. Не телефонный: кто-то желал пообщаться со мною face to face — иными словами, лицом к лицу.
Это была моя соседка Дарья, серый мышонок с повесткой в зубах.
— Дима, вы ко мне не зайдете? — произнесла она дрожащим от волнения голоском.
Я, разумеется, зашел. На первый взгляд в квартире Арнатовых ничего не изменилось: все та же полутемная прихожая с маленьким диванчиком, стенным шкафом и вешалкой, прямо — кухня, налево — спальня, направо — гостиная, она же — бывшая детская. Мебель тоже была прежней: в спальне — широкая тахта, трельяж, гардероб и тумбочка с вычурной лампой, в гостиной — стол, стулья, книжные полки, два кресла и диван.
Исчезла лишь кроватка Машеньки, а вместо нее я увидел новый телевизор и древний комод с большой цилиндрической клеткой, в которой сидел на жердочке хохлатый белый попугай. Несомненно, какаду, с Молуккских островов, и наглый до невозможности. Заметив меня, он тут же встрепенулся и завопил:
— Прр-рохиндей! Прр-ронырр-ра! Вон! Вон!
Дарья порозовела.
— Извините, Дима. Петруша у нас такой невоспитанный…
— Прр-роехали вопрр-рос! — гаркнул попугай. — В поррт, в поррт! Сигарр-ру, крр-реолку, р-ром — в номерр-ра!
Я невольно вздрогнул.
— Это Колин попугай, — пояснила Дарья. — Коля, мой брат, первый помощник на сухогрузе. Он мне квартиру купил, но с тем условием, чтоб я забрала Петрушу.
— Здрр-равая мысль, здрр-равая, — проскрипел попугай. — Петрр-руша прр-редпочитает крр-реолок!
«Невероятная птица, — подумал я. — Правда, сексуально озабоченная».
Дарья улыбнулась:
— У Коли очень строгий капитан. Он решил, что Петруша разлагает команду, хотя все было наоборот. Но он так решил и сказал: «Или Коля утопит Петрушу в Карибском море, или их вдвоем спишут на берег».
— Надо было утопить в Китайском, — отозвался я под аккомпанемент возмущенных криков Петруши. Самым невинным его выражением было «прр-рохвост!», а еще он бормотал какие-то гнусности на испанском, китайском и бенгали.
— Дима, я получила повестку, — сказала Дарья трагическим шепотом.
В прихожей было темновато, и мне вдруг подумалось, что я еще не видел ее лица при ярком свете. Мы сталкивались раз десять или двадцать, на лестничной площадке, в полутьме, как призраки, сбежавшие с кладбищенских погостов. Соседи-привидения… «Здравствуйте, Дима…» «Здравствуйте, Даша…» И до свидания. Вот и весь контакт.
Но теперь я заметил, что соседка моя высока и стройна, что ее волосы темной волной спадают на плечи и что в зрачках ее мерцают подозрительные огоньки. Пахло от нее чем-то нежным, приятным, будившим греховные мысли и желания. Женские флюиды, не иначе. Должен признаться, она испускала их весьма интенсивно.
— Повестка, — произнес я, сглотнув слюну. — От майора Скуратова Иван Иваныча. Так я ее лично под дверь вам подсунул.
— И что же мне делать? — с растерянностью спросила Дарья.
— Плевать. Никуда не ходить, ни в чем не признаваться и все валить на брата, который плавает сейчас у Соломоновых островов. Если начнут пытать, кричите громче и обещайте пожаловаться Владимиру Вольфовичу Жириновскому. Его милиция боится. Даже УБОП.
— Вы шутите, Дима. А повестка-то — вот она…
Дарья протянула мне измятый клочок бумаги и включила лампу — наверное, для того, чтоб я мог прочитать каракули Иван Иваныча и удостовериться еще раз, куда и зачем ее вызывают. Однако повестка не привлекла моего внимания: в этот миг Дарья казалась мне гораздо более интересным предметом.
Только сейчас я разглядел ее по-настоящему и поразился: ничего от серой мышки, от тихони-скромницы, скользившей день за днем мимо моих дверей. Она сняла очки — может быть, носила их не по причине слабого зрения, а так, для пущей солидности. Такие девушки обычно обходятся без очков. Какие — такие? — спросите вы? Для тех, кто не понял, даю детальное описание.
Рост — сто семьдесят без каблуков, вес — под пятьдесят, талия тонкая, ноги — длинные, кисть изящной лепки, пальцы с розовыми ноготками, без всяких следов маникюра. Щеки — гладкие, с симпатичными ямочками; подбородок округлый, носик пикантно вздернут, губы — пухлые, и нижняя чуть выдается вперед; глаза — карие, с едва заметной раскосинкой, а волосы — цвета спелого каштана. Все на месте, все в масть, а масть та самая, которую я люблю. Проверено на опыте. Блондинки ленивы и холодны в постели, рыжие — изменницы и стервы, брюнетки тоже стервозны и агрессивны, а вот шатенки — в самый раз. То, что надо.
Я снова сглотнул, взял протянутую мне повестку и куда-то бросил. Может быть, на пол, а может, под вешалку.