В трубке послышалось, как Скуратов переводит дух. Потом:
— Надо бы встретиться, Дмитрий Григорьевич. Такие проблемы не решаются по телефону.
— Встретимся, — пообещал я, — но не сейчас. Три раза мы с вами встречались, и дважды — при трупах. Не желаю, чтоб мой был следующим. Вот когда договоримся, тогда и назначайте свидание.
— Ладно, черт с вами! Чего вы хотите?
— Не я, а Косталевский. Договоренность такая: во-первых, он увольняется и ставит условие, чтобы имя его, в связи с известными вам предметами, нигде и никогда не упоминалось. Он считает свое открытие антигуманным.
— Интеллигент хренов… — проскрежетало в трубке. — Гуманист недорезанный…
— Во-вторых, — продолжал я, — Косталевский не возражает, если вы отыщете менее щепетильных специалистов, которые выступят восприемниками его работ — если угодно, авторами теории ментального резонанса. Найдутся такие?
— В любых количествах, — заверил Иван Иванович. Тон у него стал пободрее.
— Тогда — третье и последнее: регламент операции. За три-четыре ближайших дня Косталевский подготовит технологическое описание установки — той самой, которая в данный момент разобрана и уничтожена. Ну, вы понимаете, о чем речь… об агрегате, выпекающем «веселухи» и «почесухи»… может, кое-что еще. Этот документ я передам вашему ведомству, а вы позаботитесь, чтобы отставка Косталевского была воспринята спокойно. Гарантией спокойствия будет благодарность за беспорочную службу, на фирменном бланке, со всеми положенными подписями и печатями. Когда Косталевский ее получит, ждите второй документ: теоретическое обоснование целенаправленной стимуляции психической деятельности и эффекта ментального резонанса. Все будет изложено в подробностях и деталях и передано вам самим профессором. В эти его откровения я даже заглядывать не желаю. Зачем это мне? И кто я, в сущности, такой?.. Математик в отставке, утлый челн в водовороте случайности… Хотелось бы выбраться из него, и побыстрее.
— Вы не утлый челн, а хитрый жук, — приговорил меня Скуратов.
— Вы не утлый челн, а хитрый жук, — приговорил меня Скуратов. — Но это не принципиально. Вы, Хорошев, теперь для нас не интересны. Ни с какого боку… Ни вы, ни ваш покойный приятель, маг-недоумок, ни его убийцы… Нам Косталевский нужен.
— Ну, так я вам его преподнес и умываю руки. Максимум через четыре дня. Согласны?
— Согласен. Но наблюдение с вас пока не снимается.
— Не возражаю. Посредников нужно беречь крепче свидетелей. Кстати, еще одно маленькое условие… Вы, Иван Иванович, действительно полковник?
— Сомневаетесь?
— А что вас удивляет? Вчера вы были майор УБОП, сегодня — полковник ФСБ, а завтра — кто знает? — окажетесь генералом из армейского ГРУ.
— Я — точно полковник, и точно из ФСБ, — с нажимом на слово «точно» произнес Скуратов. — И я точно не генерал. Генерал у нас уже имеется. В Москве.
— Вот и хорошо. Ему и будут переданы обещанные манускрипты. Еще раз напомню — в обмен на почетную отставку и благодарность.
— Э, постойте, Хорошев! — в голосе остроносого прозвучали тревожные нотки. — У вас никак мания величия приключилась?
— Ничем не могу помочь. Это условие выдвинул Косталевский. Он полагает так: чем важней начальник, тем надежнее гарантии. Его право! В конце концов, он тоже генерал, а может, и маршал от науки… С вами ему контактировать не по чину.
Я повесил трубку и подмигнул Сатане, скалившему зубы с моего компьютера. Великий Крысолов, Великий Ловчий и Великий Обманщик… Он словно поощрял и в то же время предупреждал меня: будь бдителен!.. Будь осторожен и хитер — как всякий смертный человек, желающий выполнить за дьявола его работу.
Щелкнув чугунного Сатану в нос, я заглянул на кухню, полюбовался розами и отправился за покупками. День рождения любимой, как-никак! Наш первый совместный праздник, не считая брачной ночи… Голубые луны роз кивали мне с подоконника, напоминали о грядущем торжестве. Они казались свежими, будто их только что срезали с куста: видимо, питательный раствор в кувшинчиках обладал чудодейственной жизненной силой.
Во дворе топтались Танцующий Койот и Три Ноги; дул прохладный ветерок, и Три Ноги напялил свою куртку, став временно двуногим. Я направился к универсаму. Два соглядатая шагали сзади, не скрываясь, дыша в затылок и наступая на пятки. В мыслях моих витало смутное соображение — не слишком ли я продешевил, торгуясь со Скуратовым. Подумаешь, благодарность! Можно было б и большего добиться… ордена и пожизненной охраны от посягательств заокеанских агентов, например… для Косталевского и для меня… плюс бесплатный телефон, раз уж все равно прослушивают…
Я купил бутылку «Цинандали», торт, салями, кое-какие деликатесы и, разумеется, шампанское. Вернувшись, рассовал покупки в холодильник, допил минеральную воду, а белую пробку свинтил, чтобы закрыть бутылку с кетчупом. Гляделась она ничуть не хуже черной. Потом направился к телефону и позвонил Жанне Арнатовой, решив, что остроносому этот звонок полезных сведений не добавит. Дело, в сущности, завершено; пропавшие найдены, мертвые мертвы, а вдовы нуждаются в сочувствии и утешении.
У Жанны все обстояло не так уж плохо. Из Грозного прибыл чеченский десант — старый Саид-ата, ее отец, а с ним и другие родичи, суровые отпрыски гор, блюстители законов шариата. И хоть законы те строги, сердце Саида не выдержало, растаяло при виде внучки, которую он тут же начал звать Марзией.