«Прр-рофессионал! — как выражается Петруша. — Крр-ровь и крр-рест! Прр-ропади он прр-ропадом! Как же мне достать этого сукина сына?»
— Ближе не подходите, Дмитрий Григорьевич, — предупредил Джек-Джон-Джим. — В данный момент я предпочитаю общаться с вами на расстоянии. Я совсем не хочу прострелить вам ногу.
Внезапно я понял, что он боится. Боится до судорог! Не знаю, что там ему удалось разглядеть и что услышать — может быть, все, так как заборчик у меня символический, а кусты за ним негустые. Но финальную часть переговоров с Танцором он, кажется, видел. И догадался, что три черных пояса его не спасут. Только пистолет! Плюс дистанция метров десять.
Наблюдая за своим состоянием, я отметил, что начальный яростный взрыв уступает место холодной сосредоточенности. Нечто, ускорившее мою реакцию, утроившее силы, продолжало кипеть и бурлить, оставаясь, однако, под контролем разума, и разум подсказывал мне: не успею! Не достану, не дотянусь! Вот если б нашелся камень, килограммовый булыжник, и прямо в руке… Камнем я бы его пришиб! Определенно пришиб! Не знаю, что давало мне в том уверенность; видимо, алый амулет пробуждал не одну лишь звериную ярость, а что-то еще, что-то такое, что свойственно бойцам. Тореадорам, идеальным солдатам, суперкиллерам.
Стиснув зубы от безысходности, я сделал крохотный шажок вперед.
— Вы меня не поняли? — раздался тихий голос мормоныша. — Было сказано: не приближаться! — Ствол пистолета плавно пошел вниз, уставившись в мое колено.
— Так хочется пожать вам руку и все простить, — со злобой процедил я. — Может, помиримся и поцелуемся? Как братья во Христе?
— В другой раз. — На губах Джека-Джона-Джима зазмеилась улыбка. — А теперь достаньте из кармана тот предмет и бросьте его мне. Спокойно, не торопясь, не…
За его спиной в сгущавшихся сумерках мелькнула чья-то тень, раздался глухой удар, мормоныш вскрикнул, покачнулся и осел на землю. Вслед за его воплем — а может, и раньше — я услышал боевой клич, с каким ирокезы снимают скальпы с бледнолицых; потом на фоне кустов смородины обрисовалась фигурка Дарьи.
Это была она, моя птичка… но в каком виде! Волосы растрепаны, щеки в саже, брови грозно сведены, губы стиснуты, глаза горят боевым задором, а в руках — поднятая к небу кочерга! Словом, валькирия, Рыжая Соня! Кочергой она и приложила мормоныша, действуя в точности так, как советовал своим ученикам Мартьянов: выскочить внезапно из-за угла и бить на поражение.
Мы стояли над телом поверженного врага и молча глядели друг на друга. Глаза у Дарьи были совершенно круглыми.
Я первым нарушил молчание:
— Знаешь, милая, есть у меня один знакомый, любитель поэзии… кстати, Пашин шеф… Так вот, ему бы на ум пришли сейчас такие строки… — Подражая Мартьянову, я устремил взор в небеса, где уже загорались первые звезды, и с выражением произнес: — Он мертвым пал. Моей рукой водила дикая отвага. Ты не заштопаешь иглой прореху, сделанную шпагой.
Моя принцесса ойкнула и опустила кочергу.
Моя принцесса ойкнула и опустила кочергу.
— Димочка, родной мой… неужели я его?.. Что же будет?.. Я ведь видела, как он тебе пистолетом грозит… Гангстер какой-то… И я его… я… Может, доктора вызвать?
Пришлось наклониться и пощупать пульс на шее Джека-Джона-Джима. Пульс еще бился.
— Живой! — успокоил я Дарью. — Крысы, они живучие, им доктора не нужны. Сейчас я его куда-нибудь утащу, а ты успокойся и в дом иди. Может, он на машине приехал… Пусть в ней и убирается. Хоть к доктору, хоть к дьяволу.
Дарья заметно приободрилась:
— А кто он такой, Димочка? Ты его знаешь?
Я пожал плечами, поднял пистолет с глушителем, взвесил его на ладони и сунул за пояс.
— Первый раз вижу, счастье мое. Жулик какой-то… а может, шутник… Пистолет-то у него, кстати, пластмассовый, игрушечный. Понимаешь, местность тут у нас глухая, леса дремучие, а он мимо шел, увидел беззащитного мужчину, вытащил пушку-игрушку и говорит: выворачивай карман! Кошелек или жизнь! Не рассчитал, поганец, что я под защитой амазонок.
— Амазонки! — уточнила Дарья и, гордо задрав нос, удалилась на веранду.
Силы во мне так и играли — я с легкостью вскинул мормоныша на плечо. Он застонал и приоткрыл один глаз.
— Что… ох!.. Что это б-было?
— Пизанская башня.
— К-какая б-башня?
— Из итальянского города Пиза. Стояла, наклонившись, много лет, а потом рухнула. Тут вы мимо проходили. Ну и… — Я вытащил его на дорогу. — Где ваша тачка? Куда нести? Налево? Направо?
— Н-направо. — Он что-то неразборчиво пробормотал на английском — кажется, проклятие. Потом спросил: — Разве м-мы в Италии? Я д-думал, под П-петербургом…
— А вы в этом уверены?
Не чувствуя веса, я бодро топал по ухабистой дорожке и вскоре наткнулся на черный джип. «Чероки» стоял под деревьями и по причине сгущавшейся темноты был едва заметен — только хромированный бампер поблескивал. Мощная машина, повышенной проходимости… Танцор, разумеется, знал, на чем надо ехать в наши края: его любимый вишневый «мерс» засел бы в первой луже.
Сгрузив мормоныша на сиденье, я поинтересовался:
— Баранку крутить можете?
— Ох… — Он пощупал затылок. — М-могу… наверное, могу.
— Тогда ждите. Сейчас доставлю прочих пострадавших. — Я сделал пару шагов, потом обернулся и сказал: — Кстати, у одного из них переломаны ребра. Надо бы о нем позаботиться.