Вспомнив про Петрушу, я, естественно, подумал о Дарье, заскучал и спросил у Санчеса чего-нибудь подкрепляющего. Чего-нибудь местного, но не слишком экзотичного, чтобы грусть развеяло, но до пяток не прожгло. Бармен выставил квадратную бутыль с желтоватой маслянистой жидкостью, налил стаканчик и пояснил, что русские сеньоры «это» любят. Прекрасное средство, чтоб разогнать грусть. А что касается последствий, то дон Диего пусть не беспокоится: у русских сеньоров расстояние от глотки до пяток намного больше, чем у нормальных людей.
«Это» оказалось текилой. Я глотнул, чуть не выронил стакан и еле отдышался. Видимо, я нетипичный русский сеньор.
Санчес, догадавшись о моих затруднениях, тут же плеснул в стаканчик белого. Я принялся шарить рукой по стойке, булькая и на ощуть разыскивая стакан, но вдруг меня чувствительно хлопнули ниже лопаток. Глубоко вздохнув, я вытер слезы, повернулся и увидел перед собой черную губастую физиономию с расплющенным носом и улыбкой до ушей. Разумеется, то был мой белозубый зулус. Оставалось лишь удивляться, как незаметно и быстро он очутился в баре и подобрался ко мне — не человек, а призрак, порхнувший на ароматы спиртного. Или тень. Тень Джеймса Бонда, скользящая в кремлевских коридорах в поисках секретов Политбюро…
При виде его мускулистой фигуры и мыслей о Джеймсе Бонде у меня невольно вырвалось:
— Агент?
— Агент, — подтвердил зулус на отличном английском, демонстрируя белоснежные зубы. — Страховой. Интересуетесь? На случай безвременной кончины? Чтоб скрасить горе безутешным родичам?
Он с усмешкой покосился на бутыль с текилой. Глаза у него были большими, круглыми и темными, как ночь в амазонской сельве.
— Я холостяк и круглый сирота. Точно такой же, как мой отец и дед, — буркнул я, оглядываясь в поисках двух своих лейтенантов. Но их в обозримом пространстве не наблюдалось — то ли бдительность потеряли, то ли затеяли хитрую комбинацию с ловлей на живца. Томимый неясными предчувствиями, я нахмурился, нашарил стакан и отхлебнул порядочный глоток. Белое вино оказалось великолепным: в меру кислое, в меру терпкое и очень холодное.
Зулус тем временем не отставал: вытащил огромный, крокодиловой кожи бумажник, раскрыл его, нащупал визитку и сунул мне. На карточке — роскошной, розовой с серебром, с виньетками в уголках — значилось: Ричард Бартон, страховой агент «Фортуна Индепенденс», штат Алабама, адрес, телефон, е-мейл.
На карточке — роскошной, розовой с серебром, с виньетками в уголках — значилось: Ричард Бартон, страховой агент «Фортуна Индепенденс», штат Алабама, адрес, телефон, е-мейл. Кивнув, я сунул это произведение искусства в задний карман джинсов, под седалище.
Теперь он протягивал мне лапу — вилы с насаженными на острия коричневыми сосисками.
— Дик! Ричард Бартон — для клиентов, а для друзей — Дик! Дик из Таскалусы, Алабама.
«Когда это мы стали друзьями?» — мелькнула мысль. Руку, впрочем, пришлось пожать: негры — народ темпераментный и обидчивый. Особенно из Алабамы, где их угнетали проклятые белые плантаторы.
— Хорошев. Дмитрий Хорошев. Из Петербурга.
— Кхо-ро-шефф? — произнес он по слогам, комично двигая челюстью. — Это фамилия? Очень сложная, очень… А как на английском?
Я объяснил.
— Значит, Гудмен… Хорошее имя для хорошего человека… Ну, чем занимаешься, Гудмен? Белых медведей пасешь? Или сажаешь кукурузу в вечной мерзлоте?
Интонация явно изменилась — он перешел на «ты». Такой, знаете ли, простецкий черный парень из Алабамы, из неведомой мне Таскалусы… Скромный страхователь жизни с мускулатурой борца-тяжеловеса. «Такому ни один клиент не откажет», — подумал я и пояснил:
— Кукурузой в наших краях занимаются исключительно по четвергам. А что касается медведей, то они у нас перевелись, теперь завозим крокодилов из Алабамы. На всех, говорят, не хватит, так что в свободное время я столярничаю. Кии строгаю.
— Кии? — Лоб зулуса пошел морщинами, потом он резко двинул рукой. — Это которые для бильярда? Шары гонять? И что же, выгодное дельце?
— Не жалуюсь, — откликнулся я, допил вино, вытащил свою карточку с золотым обрезом и заказал нам по двойному «Джеку Даниэлсу». Но тут подгреб шкаф Боря, и пришлось взять третий стакан, чтоб не обидеть земляка.
Он так спешил, что даже запыхался. Капельки пота повисли на кустистых бровях, грудь в вырезе майки влажно блестела, но в остальном они с зулусом являлись симметричными фигурами, будто черная и белая шахматные ладьи. Оба — широкоплечие, тяжеловесные, напоминавшие киборгов из голливудских лент, с массивным прочным костяком, к которому там и тут было привинчено нечто бугристое, покрытое для маскировки кожей.
— Это Дик, — сказал я, поворачиваясь к Борису. — Дик Бартон из Таскалусы, штат Алабама. Агент, только не ЦРУ, а из «Фортуны Индепенденс». Страхует алкоголиков — на тот случай, если вдруг возьмут и сыграют в ящик. А это, — тут пришлось перейти на английский, — это мой земляк Боб. Но я не в курсе, чем он промышляет… Боб! Очнись! Где ты трудишься, задумчивый мой?
Боря, впавший в каталепсию при словах «агент» и «ЦРУ», слегка расслабился, пошевелил бровями а-ля Леонид Ильич и пробурчал: