— А где она живет?
— В Германии. Город Хаген. Лично мне это название ничего не говорит. А тебе?
— Даже не представляю, в какой это земле.
— Северный Рейн — Вестфалия. Доберусь до интернета, выясню подробности.
— Выясни непременно. Слушай, Фил, а ты случайно не хочешь полюбоваться цветением яблонь на берегах Рейна? Говорят, прельстительное зрелище.
Я очень хорошо знаю этот его вкрадчивый тон. У нас дома это называется «подъезжать на гнилой козе». Мы с Ренатой, конечно, посмеиваемся над его величеством Карлом, храбрым объездчиком гнилых коз, однако отказывать ему так и не научились.
Впрочем, я с самого начала понимал, чем дело кончится. И совершенно не возражал против такого развития событий. Пока путешествие явно шло мне на пользу, даже глупо было бы останавливаться на достигнутом.
— Яблони еще не зацвели, — сказал я. — Но на берега Рейна я, так и быть, съезжу. Однако учти, я — не самый крупный специалист по охмурению старых дам. Могу провалить дело.
— Ну вот если провалишь, тогда я сам к ней поеду и охмурю, — пообещал Карл. — На следующей неделе я совершенно свободен. Но хочется-то побыстрее!
— Мне самому хочется побыстрее, — признался я. — Хотя, по идее, должно быть все равно. Азартное это, оказывается, дело — охота на ключ из желтого металла. Кто бы мог подумать.
— А то! — подтвердил Карл. — Когда поедешь?
— Послезавтра, пожалуй, и поеду. Чего тянуть?
— Хорошо. Слушай, Фил, я еще вот что думаю. Пан Черногук тебе, как я понял, скорее понравился, чем нет. И это, безусловно, свидетельствует в его пользу. Но ты, пожалуй, все-таки… — он замялся, но я и сам сообразил.
— Конечно, я не буду ему рассказывать, что еду искать оригинал. Его это не касается.
— Вот-вот, — подтвердил Карл. — И еще. Помнишь, я говорил тебе, у меня создалось впечатление, что пан Черногук очень хочет узнать мой адрес? Ничем иным его причудливое желание выслать мне слепок ключа я объяснить не могу. Так вот, ты все-таки постарайся сохранить адрес в секрете. Даже если пан Болеслев будет рыдать у тебя на груди, попутно загоняя под ногти раскаленные иглы.
— Не выдам под пытками, — пообещал я.
— Хотя бы по той простой причине, что я его не помню. Я же вам с Натой бумажных писем отродясь не писал.
— Вот и хорошо, — совершенно серьезно сказал Карл. — Лучше не придумаешь. Теперь я спокоен.
Издевается, неуверенно подумал я. Сто пудов издевается. Просто мы слишком долго не виделись, и я забыл, в каком месте надо смеяться.
Стыдно признаться, но визита к Черногуку я ждал, как дня рождения в детстве, обмирая от нетерпения и любопытства. Как все пройдет, что я при этом почувствую, и какие будут подарки — эти младенческие вопросы терзали меня не на шутку. Полночи глаз сомкнуть не мог, а потом подскочил ни свет ни заря, хотя, по уму, следовало бы дрыхнуть подольше, все-таки на вечеринку собрался, не на детский утренник. Но что уж теперь.
Пришлось спускаться вниз, пить кофе. Заодно прихватил с собой книгу Цаплина, открыл наугад и уткнулся туда — носом, чашкой и горячим тостом одновременно.
Невеста Гансу очень нравилась — рослая, румяная, с длинной, тяжелой белокурой косой. Даже задумчивость красила ее, хотя, конечно, непривычно видеть у молодой девицы такой неподвижный, устремленный куда-то внутрь себя взгляд. Интересно, о чем она все время думает? — гадал Ганс. Впрочем, о чем еще и думать невесте, как не о будущей свадьбе. Поженимся — сразу развеселится, решил Ганс. Не о чем тут волноваться.
И с родителями Эльзы, он сразу понял, легко будет поладить. Мать Эльзы, такая же румяная, как дочка, но веселая и приветливая, неутомимо хлопотала у стола, а отец, по-приятельски подмигнув будущему зятю, сказал:
— Такое дело не грех отпраздновать. Сбегай-ка, дочка, в погреб за пивом.
Эльза кивнула и поспешно вышла из комнаты.
Минут через пять родители Эльзы начали беспокоиться. Куда подевалась эта негодная девчонка? Не такое долгое дело — нацедить кувшин пива. И какое впечатление это произведет на жениха? Кто захочет жениться на такой нерасторопной корове?
— Пойду погляжу, чего она там возится, — наконец сказала мать.
— Погоди. Я с тобой. — Отец тяжело поднялся из-за стола.
Ганс ничего не стал говорить. Но пошел следом.
Эльзу они увидели сразу же. Она и не думала прятаться. Сидела на стуле подле бочки, пиво давным-давно перелилось через край кувшина, и теперь у ног Эльзы плескалось пенное, хмельное озерцо, но девушка его не замечала. Она плакала, да так горько, что мать забыла, как собиралась отругать нерадивую девчонку, всплеснула руками, метнулась к дочери:
— Что случилось, дитя мое? Почему ты плачешь?
Эльза подняла на нее красные от слез, постаревшие, угасшие глаза и, превозмогая рыдания, заговорила:
— Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела… [16]
Хренассе некоторые развлекаются, озадаченно подумал я, захлопнув книгу. Надеюсь, это все-таки не пророчество насчет грядущего дня. Я бы, пожалуй, еще пожил какое-то время без ангелов и труб. Только-только снова во вкус входить начал.