Конечно же, ключ лежал на полке, я увидел его практически с порога, даже свет включать не потребовалось, хватило уличных фонарей, уже загоревшихся за окном. Только и оставалось — подойти, протянуть руку, взять ключ и удивиться: какой он, оказывается, тяжелый и почему-то теплый, как будто хранился не на полке, а за чьей-нибудь пазухой. Ключ так удобно лежал в моей руке, словно был сделан специально для меня, по моей мерке, с учетом длины каждого пальца, ширины ладони и еще каких-то неведомых, но чрезвычайно важных параметров. Выходит, Мирра была права, это мой ключ, и больше ничей. А бедняге Льву придется вскрывать Врата Гекаты отмычкой — да вот хоть моим армейским ножом, потому что ключ я теперь ему не отдам, даже если он вот прямо сейчас появится на пороге, и…
— Господи, — сказал Лев, — у вас все-таки получилось.
Он действительно стоял на пороге кабинета. И — не улыбался, нет, но сиял. Натурально светился от радости, как дополнительный фонарь, даже в комнате сразу стало гораздо светлее.
Это была, прямо скажем, не совсем та реакция, которую ждет от хозяина квартиры пойманный на горячем домушник. Но я все равно приготовился к борьбе не на жизнь, а на смерть. И шагнул к окну, прикидывая, удастся ли мне разбить его одним ударом и выскочить на улицу. Это, конечно, не стекло, а пластик, хрен его вот так сразу разобьешь. Зато, кажется, можно просто открыть, или?..
— Все в порядке, — поспешно сказал Лев. — Это ваш ключ. Не мой. Не нужно убегать. Я не собираюсь…
Он внезапно умолк и неудержимо расхохотался, сгибаясь от смеха, как от ураганного ветра.
— Ну и вид у вас, Филипп Карлович! — простонал он.
Лев ржал так заразительно, что я и сам невольно улыбнулся, невзирая на свое, мягко говоря, неопределенное положение.
— Ну и вид у вас, Филипп Карлович! — простонал он.
Лев ржал так заразительно, что я и сам невольно улыбнулся, невзирая на свое, мягко говоря, неопределенное положение. Если по уму, надо было открывать окно и, если получится, драпать отсюда, пока хозяин дома беспомощен, глух и почти слеп, как всякий хохочущий человек. Но я почему-то топтался на месте, обездвиженный то ли звучанием его смеха, то ли собственной дурацкой уверенностью, что все будет хорошо, потому что я так, видите ли, решил.
— Простите, — сказал Лев, немного успокоившись. — Я… вы… ох, нет! — и снова расхохотался, но на этот раз довольно быстро совладал с собой. — Садитесь, пожалуйста. Ни о чем не беспокойтесь. Я не заберу у вас ключ. Он ваш. У меня его никогда не было. Садитесь же. Хотите кофе? Луша сварит. Может быть, сегодня у нее наконец получится. Сейчас мы ее попросим.
Он вытащил из-под письменного стола матерчатый рулон, что-то вроде свернутого узкого матраса, и разложил его на полу. «Матрас» оказался огромной тряпичной куклой в красном шелковом платье. Лев коснулся пальцами ее лба, что-то прошептал, и китайская горничная, бывшая баскетболистка Лю Ши поднялась с пола. Сохраняя полную невозмутимость, она вышла из кабинета, а я распахнул рот, как дошкольник, впервые попавший на выступление иллюзиониста.
— Глупо было бы жить в Праге и не обзавестись собственным големом. — Лев обезоруживающе улыбнулся. — К тому же при всей ее тупости Луша гораздо лучше самой квалифицированной живой горничной. Хотя бы потому, что ее в любой момент можно засунуть под стол. И хоть год не доставать, если надоела.
— Мне бы такая тоже не помешала, — я наконец обрел дар речи.
— Если надумаете когда-нибудь поселиться в Праге, буду знать, что дарить вам на новоселье, — пообещал Лев. — В других городах они почему-то не оживают. И даже на пражской окраине уже ничего не получится, только в центре — имейте в виду, если станете подыскивать тут недвижимость.
— Спасибо, я непременно учту это немаловажное обстоятельство, — тоном бывалого посетителя великосветских раутов сказал я.
Лев поднял на меня глаза и снова рассмеялся.
— Слушайте, — сказал он, — встречал я на своем веку разных жриц Гекаты. И вы, определенно, самая эффектная из них. Но теперь, когда ваш прекрасный образ навсегда запечатлелся в моей памяти, давайте я принесу вам какую-нибудь нормальную одежду. Пока вы в таком виде, я больше ни о чем ни думать, ни говорить не могу. А надо.
— Это было бы здорово, — согласился я, не веря в свою удачу. Пока он будет ходить за одеждой, я наверняка успею опомниться, стряхнуть оцепенение и удрать отсюда в каком-нибудь непредсказуемом направлении.
— Только не уходите, пожалуйста. — Лев, разумеется, видел меня как на ладони. — Во-первых, я вас все равно найду, просто не хочется тратить силы и время на беготню. А во-вторых, как я уже сказал, ключ ваш, можете не сомневаться. Честно говоря, не думаю, что кто-нибудь кроме вас вообще сможет взять его в руки. И проверять пока не готов.
— Даже так? — ошеломленно спросил я.
Он серьезно кивнул, поглядел на меня и, заходясь в новом приступе хохота, отступил в коридор. Уже оттуда он крикнул:
— Единственное, что вам угрожает в моем доме, это скверный кофе. Но его всегда можно разбавить сливками. Поэтому, пожалуйста, не уходите.
Он скрылся в какой-то комнате. Путь был свободен. Я, не веря своим глазам, выглянул в коридор, потоптался на пороге, немного подумал, махнул на все рукой и остался.
Уйти отсюда, так ничего и не поняв? Нет уж. Пока Лев меня снова поймает, я, чего доброго, окончательно рехнусь от любопытства. Ну и вообще, какого черта бегать, если сердце настойчиво говорит: «Оставайся, дурак, не прогадаешь». Слышать его подсказки мне всегда более-менее удавалось, пора бы уже научиться их слушаться.
Десять минут спустя, когда я смыл макияж, переоделся и даже сменил розовые кеды со стразами на разношенные хозяйские мокасины, в кабинете появилась тряпичная китаянка Луша с подносом. За ней следовал Лев, тактично выжидавший на кухне, пока я приведу себя в порядок.