— Неплохо, — наконец кивнул он. — Именно то, что требовалось. Ну что, поехали дальше. Душещипательную сагу о том, как я батрачил на соседей, я с вашего позволения пропущу. Жалобная сиротская песнь — не мое амплуа. В конце концов, устав от деревенской скуки и тяжелой крестьянской работы, я отправился бродяжничать и сам не заметил, как добрался до Праги. И почти сразу встретил Мастера Николу. Вернее, он встретил меня. Мастер Никола был еще довольно молод, но уже очень опытен, он с первого взгляда умел отличать полумертвых ребят вроде меня от других людей. Приметил в толпе, поймал за шиворот, без лишних разговоров увел к себе. Накормил, дал отоспаться, а потом принялся понемногу расспрашивать — кто я, откуда, живы ли родители, есть ли братья и сестры. Я мало что мог сказать: сирота, из такой-то деревни, родителей не помню — и все. Но Мастер Никола не поленился навести справки. Отправился в мои края, расспросил местных, выслушал все сплетни, кое-как отделил правду от вымысла. Собственно, начало своей биографии я знаю только с его слов. Но это все — ладно бы. Мастер Никола сделал гораздо больше. Он разыскал заброшенный развалившийся дом, где когда-то жила моя мать, перерыл там весь сад и огород, откопал скелет моего мертвого брата, истолок в порошок, привез в Прагу и скормил мне понемногу, подсыпая в еду.
— А это еще зачем?
— Ну как — зачем. Чтобы связь между нами окрепла. Чтобы я заглянул за черту, отделяющую живое от мертвого, заступил за нее одной ногой и утвердился в этой позиции. Чтобы в итоге воспитать из меня достойного члена Братства Гекаты.
На этом месте я приуныл. Тайные общества, можно сказать, моя слабость. В том смысле, что, услышав об очередном оккультном братстве, я мгновенно теряю интерес к разговору. Это своего рода условный рефлекс, ничего не могу с собой поделать.
Лев заметил произошедшие во мне перемены и ухмыльнулся:
— Да-да, Филипп Карлович, я даже не масон, я гораздо хуже. Те уже давно стали в глазах просвещенного человечества комическими персонажами, а у нас все по старинке: звериная серьезность, сводящие с ума мистерии, гибельные тайны и все в таком роде.
— Что ж вы мне свои «гибельные тайны» выдаете? — Я не стал экономить, вложил в этот вопрос все запасы оставшегося у меня сарказма. — Предполагается, что я не выйду из этой кухни живым?
— Выйдете, разумеется. От неживого вас мне мало толку, а живой, возможно, будет великодушен и поможет мне договориться с Карлом Оттовичем. А что касается тайн — неужто сами не знаете, что любая мало-мальски стоящая тайна сама себя бережет? Можно часами разглагольствовать о Братстве Гекаты, но наши секреты на словах не выдашь, как ни старайся. Узнать их можно, только получив соответствующий опыт. А вам наш опыт не подойдет: у вас нет близнеца, ни мертвого, ни даже живого.
А вам наш опыт не подойдет: у вас нет близнеца, ни мертвого, ни даже живого. Так что считайте, просто волшебную сказку выслушали — в пересказе участника событий.
— Выходит, к вам только разлученных близнецов принимают?
Мне уже самому было неловко за собственный легкомысленный тон, но я ничего не мог с собой поделать. Однако Лев не обратил на это никакого внимания, ответил сухо и деловито, как будто речь шла о вступлении в какой-нибудь престижный гольфклуб.
— Не просто разлученных. Только тех, чей близнец родился мертвым или умер сразу после рождения. Другие люди Гекате не нужны. Она — владычица мостов между жизнью и смертью, а мы и есть такие мосты. Наша служба ей восхитительна, а досуг, когда мы остаемся наедине с собой, почти невыносим. Но у каждого из нас есть шанс воскреснуть: Врата Гекаты. Свои Врата Гекаты всяк ищет сам, в этом деле мы друг другу не помощники. В дверь может войти только один. Строго говоря, никто не знает, что происходит с тем, кто войдет. Но Мастер Никола говорил, это лучшее, что может случиться с человеком. И я склонен ему верить. По крайней мере, в других вопросах он меня никогда не обманывал.
— То есть мы с Карлом можем выдать вам пропуск в рай? — недоверчиво спросил я.
— Я не верю в рай. И не знаю, что это такое. Скажем так, вы можете поспособствовать превращению гусеницы в бабочку. Вы знаете, что гусеница гибнет, если ей по какой-то причине не удается вовремя свить кокон? Не думаю, что я вот так сразу погибну, но чувствую себя сейчас именно как гусеница, чье время пришло. Мне очень нужна ваша дверь. Очень. Очень. Очень.
Он говорил очень спокойно и глядел при этом не на меня, а куда-то в сторону. В воздухе вдруг резко запахло жженой пластмассой. Я еще не сообразил, что случилось, а Лев неразборчиво выругался сквозь зубы, схватил электрический чайник, метнул его в мойку и включил воду. Раздалось шипение, вонь стала совершенно невыносимой, я встал и распахнул пошире окно.
— Что за черт. Какой же я дурень. Спалил Мариночкин чайник, — растерянно сказал Лев.
Он, похоже, искренне огорчился, но одновременно расслабился и чувствовал себя теперь явно гораздо лучше, чем прежде.
До меня вдруг дошло, что чайник в момент возгорания был отключен от розетки. И, теоретически, не имел ни малейшего шанса расплавиться. Однако искореженная, смердящая, почерневшая с одного боку пластиковая тушка в мойке наглядно свидетельствовала, что он это все-таки сделал.