— Вы довольны? — спросил Митя. — Достаточно информации к размышлению?
— На первое время хватит, пожалуй.
— Тогда ваша очередь. Вы обещали рассказать…
— Какие у меня дела с паном Черногуком. Ладно, слушайте. Мой отец коллекционирует старинные ключи. Не все подряд, а только с определенной историей, что делает процесс поиска чрезвычайно сложным и увлекательным. Со Львом он познакомился в интернете, на форуме кагофилов…
— Кого? — обалдел Митя.
— Не «кого», а «каго», — усмехнулся я. — Кагофилов. Так называются коллекционеры ключей. Словом, выяснилось, что у пана Болеслева есть ключ, позарез необходимый Карлу. В смысле, моему отцу. Они договорились поменяться — ключ на старинный букварь. Не знаю, насколько это равноценный обмен, но их обоих устраивает. А я в данном случае — просто курьер. Свободного времени у меня завались, да и проветриться давно было пора. Вот, собственно, и все.
— И все? — эхом повторил Митя.
Мне показалось, что он не столько старается скрыть разочарование, сколько тщится его изобразить, но на всякий случай я сказал:
— С удовольствием выдумал бы что-нибудь более занимательное. Но вас, как я понимаю, интересует правда, и только правда.
— Да уж, выдумать я и сам могу, — рассеянно согласился Митя. — Значит, ключ. Ладно. Ничего не понимаю. Но ужасно интересно все это. Ужасно интересно.
На этой оптимистической ноте он отправился в уборную, а вернувшись, принялся строить планы на вечер. Особого энтузиазма они у меня не вызывали. Митя мне, в общем, нравился, но я уже устал с ним болтать. Хотел немного побродить один, поглазеть по сторонам, вспомнить, наконец, что Прага, черт бы ее побрал, один из красивейших городов Европы, зайти в какой-нибудь бар, выпить там один (и только один, ни глотка больше) джин-тоник, полистать дареную книгу, подумать, обнаружить, что глаза уже слипаются, удивиться, вернуться в отель, проспать часов десять как минимум, чтобы назавтра вместо меня проснулся совсем другой человек, бодрый, охочий до впечатлений, готовый отыскать пару-тройку приключений на свою задницу или хотя бы дорогу до Йиглавы и — понимаю, Господи, что это наглость, но очень тебя прошу — безмятежный.
Словом, мне позарез требовалось остаться в одиночестве. И я знал, как это организовать. Отработанный прием: иду в туалет, включаю в телефоне будильник, чтобы зазвонил минут через десять, возвращаюсь, жду звонка, имитирую деловую беседу, извиняюсь, кладу на стол деньги и убегаю, не дав собеседнику опомниться. Пока он будет просить счет и ждать сдачу, я, пожалуй, окажусь на другом берегу Влтавы, а мне того и надо.
Однако хлопотать мне не пришлось, потому что телефон зазвонил у Мити. Он нахмурился, полез в карман за трубкой, торопливо пробормотал в нее что-то вроде: «Так ё-о-о» — и одарил меня взглядом столь виноватым, что я чуть в голос не заржал. Он все сделал сам, умница, избавил меня от хлопот.
Обмануть меня, в общем, довольно легко, но именно в этом случае — практически невозможно. Отличить имитацию диалога от настоящего телефонного разговора с живым собеседником дело нехитрое — при условии, что вы сами время от времени занимаетесь подобными розыгрышами. Моя симпатия к новому знакомцу резко возросла, я, можно сказать, тут же полюбил его как брата.
У нас, оказывается, была общая цель — избавиться друг от друга на остаток вечера. И достичь ее мы собирались одинаковыми средствами. Вот это, я понимаю, родство душ.
— Ничего у нас с вами не выйдет, — печально говорил тем временем Митя. — Злые люди жаждут видеть меня на другом конце города по совершенно неотложному делу. И послать их нельзя, мне эта встреча нужна больше чем кому бы то ни было. Предлагаю перенести нашу прогулку на завтра.
— Тогда уж на послезавтра, — сказал я. — Завтра меня в Праге весь день не будет.
— А куда собрались? — живо заинтересовался он.
— В Карлштейн, [11] конечно, — не моргнув глазом соврал я. — И заодно в Точник. [12] Если успею, еще и в Крживоклад. [13] Люблю руины.
Предстоящий визит к пану Шнипсу вовсе не казался мне событием, которое следует во что бы то ни стало держать в секрете. Но я не люблю рассказывать о своих планах. О прошлом — сколько угодно, если есть настроение потрепаться. Но в собственное будущее я стараюсь никого не пускать. Оно должно принадлежать только мне — до тех пор, пока не наступит. Это вопрос не секретности и даже не суеверия, а скорее личной гигиены. Когда кто-то знает о моих планах, я ощущаю его присутствие в моем неосуществившемся пока, нежном, уязвимом будущем, назойливое и неприятное, как грязные следы на кафельном полу. Иррациональное чувство, кто бы спорил. Но уж какое есть.
— Ладно, — легко согласился Митя. — Будет настроение — звоните.
Звонко, с размахом, как козырного туза, шлепнул на стол визитку цвета мандариновой кожуры, аккуратно присовокупил к ней купюру, сопроводив этот жест смущенным, вопрошающим взглядом: «Ничего, что я убегаю, не дождавшись счета?» — одарил меня на прощание ослепительной улыбкой и скрылся. Конец полосатого шарфа еще некоторое время возлежал на стуле, но наконец и он уполз за своим господином и повелителем.