Мы спустились в подвал, и Карл буквально ткнул меня носом в стену — смотри внимательно. Дверь, конечно, декорация, но заперта на совесть.
И действительно, старинный врезной замок был в полном порядке, даже без следов ржавчины, что, с учетом подвальной сырости, само по себе чудо. И он был заперт — в каменной толще стены кто-то заботливо выдолбил дополнительную дыру, в которую вошел поршень.
Что скажешь? — спросил Карл, и я ответил, что бывший жилец, установивший дверь, был безумен, зато последователен, дотошен и чертовски остроумен в своем безумии — словом, наш человек. Это конечно, рассеянно согласился Карл. Но я о другом думаю. Ключ. Вполне возможно, где-то до сих пор есть ключ от этой двери. И хорошо бы его отыскать. Дохлый номер, сказал я, но он, разумеется, только отмахнулся. И правильно сделал.
Карл, понятно, не удовлетворился собственной экспертизой. В его подвале за год побывало полдюжины специалистов, которых он как-то ухитрился отыскать, обаять и зазвать в гости. Их общий вердикт гласил: время — середина или вторая половина пятнадцатого века. Место же определить не удалось. Скорее всего, Европа, уточнять никто не брался — похоже, у нашей дверки просто не было аналогов.
Толедо, твердил Карл, вот увидишь, Фил, это дверь из Толедо. Кто-то из изгнанников прихватил с собой не только ключ, но и дверь от дома. Ни в одном источнике об этом нет ни слова, но книги пишут люди, а они знают не все. Вернее, вообще ни черта не знают. Представь, если бы тебе пришлось писать, скажем, мемуары о соседях по лестничной площадке, причем уже после того, как они уехали в неизвестном направлении и у тебя не осталось возможности выспросить подробности. Как бы ты ни старался, в твоем отчете будет, в лучшем случае, сотая доля правды о них. Да и то сомневаюсь. Впрочем, если эти люди напишут о себе сами, правды в их рассказе будет не намного больше, даже если они не станут намеренно искажать факты в свою пользу. Человеческая память — несовершенный инструмент, к тому же люди склонны делить события своей жизни на «важные» и «несущественные»; несущественные, как правило, опускают, а они и есть правда, ее живая плоть, упустишь одну-единственную мелочь, и подлинности как не бывало. Поэтому история — не более наука, чем художественная литература, я всегда это говорил.
Словом, с тех пор Карл ищет ключ от нашей Двери-в-Подвале. По моим расчетам, этого развлечения должно было бы хватить до конца самой долгой жизни, какую только можно вообразить. И вдруг такая новость — нашел. Ну ничего себе.
— Рассказывай, — говорю. — Как ты его нашел? Где? Почему думаешь, будто…?
— Рассказываю. Как всегда, то есть почти случайно. Будешь смеяться, в интернете на форуме кагофилов.
— Кого-кого филов? — привычно пошутил я.
Дурная все-таки у меня манера — автоматически выдавать старые шутки всякий раз, когда прозвучит кодовое слово. Как попугай, прости господи.
Но Карл великодушно улыбнулся и ответил, согласно традиции:
— Кого надо, того и филов. Ты еще хотел спросить, почему я думаю, будто это тот самый ключ. Элементарно, Ватсон. Я читал его описание — это раз. Видел фотографии — это два. Вроде все сходится. Но, конечно, надо проверить.
— Ну и дела, — вздыхаю. А что тут еще скажешь.
— Самому не верится, — кивает Карл.
А что тут еще скажешь.
— Самому не верится, — кивает Карл.
— А я тебе зачем? Просто поприсутствовать при торжественном моменте? Или владельца ключа сперва надо убить?
— Для начала тебе придется с ним встретиться, а там по обстоятельствам. — Карл очень старается скорчить злодейскую гримасу, а я милосердно не комментирую результат. — Хочу тебя успокоить, через Атлантику лететь не придется. Счастливый обладатель моего ключика живет в Праге. Считай, сосед.
— Хочешь, чтобы я туда смотался?
— Ага. Я бы сам съездил, но время дорого. Пан Черногук собирается по делам, куда-то к черту на кулички, чуть ли не в Южную Америку, и неизвестно, когда вернется. К тому же он не производит впечатление человека, готового блюсти чужие интересы — мои в том числе. Отдаст ключик любому желающему, если сторгуются. А желающие найдутся, ключ сам по себе ценная штучка, пятнадцатый век, все ключи той эпохи наперечет, их давным-давно по коллекциям растащили, и тут вдруг никому не известный экземпляр возник невесть откуда. А я завтра улетаю в Швейцарию, позвали поиграть в храме Святого Валерия в Сионе. У них там самое настоящее «ласточкино гнездо» из аббатства Абонданс, которое… Эй, Фил, пожалуйста, сделай вид, что ты в восхищении. Я понимаю, ты забыл, что такое «ласточкино гнездо» и почему это круто. Но просто поверь мне на слово и скажи «wow!».
— А? — встрепенулся я. — Bay. И ничего я не забыл, господь с тобой. Зачем делать вид, если я действительно в восхищении?
— А по тебе не скажешь, — ухмыльнулся Карл. — Не лицо, каменная маска.
— Просто за зиму отвык следить, чтобы чувства отражались на роже, — все равно никто не видит.
— То есть ты настолько один зимовал? Я все же надеялся, без подружки не обошлось.
— На этот раз обошлось. Положительный итог налицо: я никого не убил.
— Крутой, — уважительно сказал Карл. — Ну что, поедешь пана Черногука пугать?