— А она у вас с собой? — удивился я.
Король кивнул и достал откуда-то из-под мантии потрепанную толстую книжку карманного формата.
— Все время с собой таскаю, Цаплина в транспорте читать — милое дело, хоть бы и по сотому разу. А транспорта в моей жизни много. Мы на окраине живем, район Прага-9, жопа мира, страшное место.
— Спасибо, — сказал я. — Очень здорово. Я как раз ничего с собой не взял почитать, собирался впопыхах. А как я вам ее верну?
— Не надо возвращать, — отмахнулся Король. — У меня дома еще добрых полдюжины. Купил целую пачку на подарки, чтобы поддержать самый малый в мире бизнес. Совсем крошечное издательство, всех работников — директор и главный редактор, они ж корректоры, верстальщики, продавцы и курьеры. Для обоих это, понятное дело, не работа, а хобби. Пять наименований в год — предел их возможностей. Но без них этих книг не было бы вовсе. Крупные акулы короткой прозы боятся пуще сглаза. Особенно качественной.
— Потому что глупые, — кивнул я. Взял книгу пролистал, ни черта не понял, но по нескольким случайным фрагментам определил, что слог автора мне скорее приятен, чем нет, и еще раз сказал: — Спасибо. Кажется, действительно хороший. И самое главное, мне теперь точно не придется переписывать «Гамлета». Цаплин сделал это вместо меня. Какое облегчение!
— На самом деле, «Гамлета» многие переписывали, — заметил Рыцарь. — И будут еще не раз, не сомневаюсь. Но усилия их тщетны на фоне того, что делает с «Гамлетом» Хани Йохансен. Сюжет уже пересказан от лица короля, Гертруды, Офелии и Лаэрта; в данный момент страстные поклонники ждут историю Призрака, хотя есть подозрение, что Хани обманет нас и даст слово Полонию или Розенкранцу.
Но не беда, рано или поздно все истории будут написаны. Автор обещает, что последней станет история самого принца Гамли — Шекспир-то не от его лица излагает. Уверен, воскресни завтра автор первоисточника, кем бы он ни был, принялся бы учить датский язык специально ради удовольствия прочитать истории Хани.
— А Цаплин? — обиделся Король. — Я же тебе давал.
— Он отличный, — согласился Рыцарь. — А все-таки «Гамлет», на мой вкус, самый слабый рассказ в сборнике. Я у него люблю «Тысяча и одну ночь», «Диких лебедей», историю Великолепной семерки — да почти все. Но «Гамлет» ему не удался.
— Хани Йохансен. Не знаю такого автора, — покаялся я. — Он или она?
— А неизвестно. Никто никогда в глаза его или ее не видел. Что странно, у нас вообще-то все друг друга знают, Дания — слишком маленькая страна, чтобы подолгу хранить секреты. Ходят слухи, что это псевдоним какого-то университетского профессора, и другие слухи, что автор уже много лет находится в клинике для душевнобольных; есть совсем уж причудливая версия, будто их двое, дескать, книги пишет какой-то таинственный иностранец, не то аргентинец, не то русский, не то вовсе японец, — и делает это в союзе с датчанином, который добросовестно переводит оригинальный текст, поскольку автор считает правильным делать первую публикацию на родном языке персонажей. Да чего только не говорят. Но правды никто не знает, кроме парочки каких-нибудь юристов и бухгалтеров, чьи имена, увы, тоже тайна.
— И долго он или она так удачно скрывается? — заинтересовался я.
— Первая книга вышла года три назад, если не ошибаюсь. Вот столько.
— Ясно. Значит, Хани Йохансен. Надо будет запомнить.
— Не пригодится, — сочувственно сказал Рыцарь. — Только если вы читаете по-датски.
— Что, даже на английский не переводили?
— Нет. Не везет Хани с иностранными издателями. Сколько раз уже собирались подписывать контракт, и всякий раз в последний момент все срывалось. Я почему в курсе — моя сестра работает в книжном бизнесе. Знает, что я на Хани помешан, все новости рассказывает.
Я вдруг подумал, что он сам и есть этот загадочный Хани Йохансен. И нахваливает сейчас свои книжки не потому, что самовлюблен, а ради удовольствия водить всех за нос, рассказывая о себе как о таинственном незнакомце. Я бы сам так, пожалуй, делал, если бы хоть один из моих романов дожил до публикации.
— Тогда, — сказал я, — придется выпить за удачу Хани Йохансена и его или ее потенциальных зарубежных издателей. Очень уж вы меня заинтриговали. А датский язык я вряд ли когда-нибудь выучу.
— А вы попробуйте, — беззаботно предложил Рыцарь. — Учить языки легко и приятно, только начинать сложно, но если уж начал, на каком-то этапе язык вдруг сам — хлоп! — и укладывается в голову.
— Это тебе легко и приятно, — проворчал Королева. — Потому что ты гений и полиглот. Он их уже шесть штук выучил, включая, как вы можете заметить, русский, — наябедничал он мне. — Между делом, не напрягаясь. Везет потому что некоторым, я вон чешский за год едва осилил, а казалось бы, славянский язык, ничего сложного.
— У меня все ровно наоборот, — сказал я. — Начать — проще простого. Сперва учить язык ужасно интересно, меня за уши от учебника не оттащишь. Пересказываю грамматические правила как анекдоты всем, кто под руку подвернется. А через месяц-другой — все, ступор. Скучно, тошно, больше не лезет. Так ничего толком и не выучил, зато поздороваться, выругаться, сделать заказ в ресторане и попрощаться навек могу самыми разными способами.
А через месяц-другой — все, ступор. Скучно, тошно, больше не лезет. Так ничего толком и не выучил, зато поздороваться, выругаться, сделать заказ в ресторане и попрощаться навек могу самыми разными способами. Нигде не пропаду.
— Это, наверное, потому, что вам больше нечего сказать людям, — улыбнулся Рыцарь. — Здравствуй, дай пожрать, иди в жопу и прощай, разговор закончен.