— Все! — сказал Боромир вставая. — Пошли!
Вишена лежал без памяти, над ним сразу же склонилась Купава. Тарус вяло махнул рукой:
— Пусть отлежится… Сегодня никуда не пойдем. Устал я… Да и отоспаться всем надо.
— Я выставлю сторожей, — сказал Боромир и поискал глазами Анчу. — Одного человека и одного арранка. Так?
Песиголовец согласно кивнул.
Омут снова разводил костер; кто побрел за дровами, редкими тут на краю болот, кто доставал из сумок припасы. Вишену завернули поплотнее в его плащ и уложили у костра. Ран на нем не было.
День прошел быстро. Все отсыпались, пользуясь редкой возможностью, только часовые неслышно бродили вокруг стоянки. От болот, как путники убедились, можно было ждать любой пакости. Ночью вдалеке кто-то жутким голосом выл, чуть не на весь Аргундор. От этих звуков мороз драл по коже, а люди и арранки гадали, не насылают ли на них новых гадов из каких-нибудь мрачных мест. Едва рассвело все сочли за благо побыстрее убраться подальше от этих гиблых болот.
Вишена очнулся в предрассветной полутьме. Голова была тяжелая, как с похмелья. С ним что-то произошло накануне, но что? В памяти — пусто, сколько ни шарь. Последнее, что отложилось там — воткнутый в мох клинок Таруса и кольцо невысоких зеленых болотников, настырных и злобных. А вот потом что случилось? Никак не вспомнить.
Вишена приподнялся на локте и с удивлением не обнаружил на поясе верного меча с рунами на гарде. Он тревожно огляделся и увидел меч в ножнах рядом с собой. Тут же, в полушаге, спал Тарус, положив голову на свою походную сумку. Вишена редко видел спящего чародея. Раз или два до сих пор.
Прикрепив меч к поясу, он привстал. Вокруг погасшего кострища вповалку спали люди и песиголовцы, кутаясь в кондотьерские плащи или походные куртки. Оружие все держали под рукой. Всмотревшись в потемки, краем глаза различил часового, кажется кого-то из чикмов. Встал, отряхнув налипшие на плащ травинки, и бесшумно приблизился. Часовой, однако, услышал его, или шаги по земле учуял — обернулся тут же. Это был Пристень, хмурый ратник из дружины Роксалана. Вишена его узнал только перед самым походом. Рядом с ним, почти неразличимый на фоне темной земли, сидел на корточках песиголовец.
— Ожил? — спросил Пристень участливо.
— Да, вроде, — отозвался Вишена. — Только я не помню ни синь пороха… Чего было-то? Отбились от этих зеленых?
Пристень опустил голову.
— Отбиться-то отбились… Только Палеха они утопили.
Вишена виновато потупил взгляд.
— Это из-за меня?
Пристень покачал головой:
— Нет, Пожарский, ты-то тут при чем? Наоборот, если б не ты да не Тарус — куда большей бы кровью отделались.
Вишена непонимающе молчал. Вздохнув, Пристень рассказал:
— Чародей себя и тебя в чудищ каких-то превратил… Вы этих зеленых и раскидали, а после ты со змеем сцепился, что из болота вынырнул. Ревели оба — не приведи душу… Кровь из тебя так и хлестала.
Вишена недоуменно оглядел нетронутую одежду и похлопал себя по ребрам — он был цел совершенно, словно и не бился ни с кем.
— Значит, Тарус снова обернул меня волком?
— Каким еще волком? — проворчал Пристень вполголоса. — Помнишь, как под личиной Омута в Андогу страхолюдище какое-то явилось? Которое потом в лесу сожгли?
Вишена кивнул, он помнил.
— Очень похоже. Только ты ростом повыше получился…
— Не помню ничегошеньки, — развел руками Пожарский.
Пристень продолжал:
— Тарус уже назад, в человека обернулся, а ты вдруг спину показал, и на болота убрел. Где тебя черти носили всю ночь и половину следующего дня — это я, извини, уж не знаю. Тарус наколдовал что-то, ты и вернулся. Долго вы друг на друга ворчали да рычали, видно трудно было тебя уговорить, а дальше ты через меч Тарусов кувырк! И снова человеком стал. Повалился без памяти, так и лежал до этого часа. Вот и вся история.
Пристень протяжно вздохнул.
Тем временем, путники просыпались. Поднимались, расталкивали сонь; нехитрая поклажа исчезала в походных сумах. Вишену хлопали по плечам, каждый считал своим долгом подивиться его ярости в стычке, и каждый рассказывал что-нибудь новое.
Когда все готовы были в путь, Боромир разбудил Таруса. Чародей просыпался тяжело, бормоча что-то нечленораздельное.
Наконец, очнулся; первым делом нашел глазами Вишену.
— Ты как? — с нажимом спросил он.
Вишена двинул плечами:
— Нормально. Только не помню ничего. Но мне уже все рассказали. Ты-то как?
Чародей неловко поднялся, должно быть у него затекли ноги.
— Нормально… Устал правда. Вымотался.
— Пойдем, что ли? — спросил у него Боромир.
И они поспешили к мосту через пролив. Унылые северные пустоши тянулись и тянулись навстречу. Долина Банерона оставалась справа, за неприступной скалистой грядой. Тарус то и дело глядел в затянутое низкой облачностью небо, словно кого-то высматривал. Остроглазый Славута шепнул Пожарскому, что вроде бы видит какую-то птицу, неотступно парящую над отрядом. Вишена не видел ничегошеньки, как не всматривался. Спросил Урхона, подойдя, но тот тоже не видел. Да и вообще, сказал, арранки видят хуже людей.
Птица отстала как только они покинули Аргундор, перейдя по серым плитам моста на землю Танкара. Наверное, это был соглядатай печенежского колдуна.