Клинки

Некоторые из лежащих сумели встать — Боромир, Пристень, Боград… Гадюка подобралась, готовая к новому удару.

— Так нам не одолеть ее, — прошептал Боромир. — Где же Яр со своим мечом?

И вдруг послышался тихий, но пронзительный свист. Казалось, он сверлит голову изнутри.

Змея замерла, вслушиваясь.

Свистела Соломея. Безостановочно, и на вдохе, и на выдохе. Уродливая голова с рассеченной челюстью завороженно склонилась к девушке.

Меч Роксалана с отвратительным звуком воткнулся в левый глаз змеи, а с другой стороны Омут размахнулся попривольней и тяжеленная его булава проломила громадный череп. Гадина вздрогнула, отчего и Омут, и Роксалан покатились кубарем, но тут же вскочили на ноги. Соломея свистела без умолку, показывая свободной рукой: «Бейте же ее, чего ждете?» Боромир, Боград и Тикша одновременно взмахнули мечами.

— Стойте!

Соломея на миг перестала свистеть, змея встрепенулась, но резкий сверлящий звук вновь пригвоздил ее к месту.

— Стойте!

К ним приближался Тарус, волоча за руку полуоглушенного Яра. Боромир недоуменно опустил меч.

— Убить ее должен Яр! Свисти, свисти, Соломея.

Чародей подтолкнул мальчишку.

— Отсеки ей голову!

Соломея зажмурилась при первом же ударе.

Скоро все было кончено. Уродливая безглазая голова гигантской змеи лежала у ног людей и они наконец поверили, что победили. Обезглавленное тело подергивалось, свившись в мерзкий клубок, и через пару минут затихло.

Тишина показалась всем бездонной и всепоглощающей. Когда Соломея открыла глаза перед ней стоял обычный лес — березы вместо диковинных зеленых стеблей и причудливых, похожих на мохнатые ковры листьев. Трава стала просто травой, ничем более. Солнце отражалось от поверхности маленькой круглой лужи, которая еще совсем недавно казалась им озером. В траве валялась обезглавленная гадюка и с трудом верилось, что это с ней все они только что сражались.

Тарус огляделся. Вид нормального леса успокоил его. Теперь стало ясно, что третью напасть удалось одолеть. Он вплотную подошел к Соломее и, не говоря ни слова, требовательно протянул руку. Девушка послушно отдала ему свистульку. Несколько минут чародей пристально разглядывал изящную резную деревянную змейку-медальон.

— Откуда она у тебя?

Соломея пожала плечами:

— От матери. У Купавы есть похожая, только в виде ящерицы.

— Покажи! — обратился Тарус ко второй сестре и Купава сняла с шеи ящерку на цепочке. С минуту чародей, щурясь, разглядывал вещи-близнецы. Цепочки выглядели совершенно одинаковыми; глазки-бериллы — тоже.

Вернув свистульки девушкам Тарус, словно разом позабыв о них, обернулся к еще не вполне пришедшему в себя Яру:

— Ну, хлопче, что я должен сказать? — поинтересовался он устало улыбаясь.

Мальчишка нашел в себе силы улыбнуться в ответ.

— Ты должен сказать: «Три», чародей…

— Нет еще! — вмешался вдруг Боромир. Все глянули на него, не понимая.

И только когда сапог Непоседы впечатал в чернозем змеенышей и уцелевшие яйца, стало ясно, что теперь уж точно — три!

— А где Вишена? — спросил дрегович и завертел головой.

Пожарского нигде не было. И еще — Яроша.

10. БУРЯ С ВОСТОКА

Разгулявшийся ветер гонял по степи косматые пылевые смерчи. Сайгаки, сбиваясь в плотные стада, залегали на такырах, пряча ноздри в гущу тел. Живность помельче хоронилась в глубоких норах, не смея противостоять мускулам слепой стихии.

Печенеги на полколеса врыли кибитки в неподатливую землю и пережидали бурю. Коней ввели прямо в стойбище, в кольцо жалобно скрипящих на ветру повозок.

Алликас-хан второй день не выходил из шатра, предаваясь размышлениям. Немые стражи-телохранители застыли на корточках у входа. Снаружи доносилось только завывание бури и слабый скрип. Алликас усмехнулся: он вспомнил, как несколько лет назад в такую же бурю одна из кибиток не выдержала бешеного натиска и развалилась; порыв ветра подхватил и понес вытертый старый ковер. Кто-то крикнул: «Ковер-самолет!» Что тут началось! За злосчастным ковром гнались до самой темноты и все-таки настигли. Сколько заклинаний над ним потом произнесли, сколько ягнят зарезали, принося богатые жертвы. Дырявая тряпка не желала летать, буря вдохнула в нее силу лишь на короткий миг. А как горели глаза у печенегов: ковер-самолет, сокровище…

Хан вздохнул. Тюкуручу с ним, с ковром, до волшебного Сундука добраться бы… Что Саят-Могучий, чем порадует? Дни идут, лето уж скоро, а шаман слова красивые произносит да трубку свою пеструю покуривает. И все…

Резко вскочив на ноги Алликас направился к выходу. Сабир и Фаткулла пропустили повелителя и выскользнули в бурю вслед за ним. В глаза, в ноздри, всюду сразу же набилась противная мелкая пыль, ветер выл, набрасываясь на людей, все трое едва удерживались на ногах. Кибитка шамана по случаю бури стояла в кольце. Спотыкаясь о лошадей и баранов Алликас-хан достиг ее первым. Телохранители отстали всего на шаг.

Внутри было сумрачно, уютно и тихо. Шевелились ковры и шкуры, сопел в стороне спящий Нурали. Шаман сидел, склонившись над толстой книгой.

— Что скажешь, Саят? Обрадуешь, наконец?

Шаман обернулся.

— Садись, Великий и Светлый!

Алликас вскинул голову, ибо шаман ее скрывал радости. Значит, было что сказать.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131