Из самого пламени вынырнула небольшая птица и свечой взмыла ввысь, исчезнув из виду. Где-то далеко зло засмеялся раскосый печенежский шаман, но его здесь, конечно, никто не услышал.
— Сюда, други, все сюда! — с надрывом закричал Тарус. За спиной его ясно виднелось на фоне языков пламени засохшее деревце ростом с человека, раздвоенное на верхушке. Знатная получилась бы рогатина, не засохни оно раньше времени…
Огонь громко гудел и тарусова заклинания никто не расслышал, видели только как зашевелились губы чародея. Пожар торопился сомкнуть кольцо и сожрать попавших в плен людей.
Одним сильным ударом Тарус разрубил деревце надвое, сверху до самого комля; в открывшуюся щель хлынул яркий солнечный свет. Там был день, там была степь, там было опасение.
— Туда!
Боромир шагнул первым, раздвинул половинки дерева, словно входил в басурманский шатер, и исчез там, в слепящем дневном свете.
— Споро!
Один за другим путники покидали горящий лес, вырываясь на свободу, в ровные, будто пол в избе, степи. Последним ушел Тарус. Сделав шаг он обернулся. В узкой клиновидной щели виднелась неистовая пляска огня и темное ночное небо.
— Все? — спросил он.
Переглянулись: не хватало Бояна. Боянов клинок сжимал Дементий и в глазах его плясала холодная ярость.
Чародей произнес заклинание и взмахнул мечом, словно собирался срубить этот волшебный клин-ход под корень, как молодую березку.
Щель исчезла, как и не было. О лесе и пожаре напоминал лишь слабый запах дыма. Вокруг раскинулась степь, и они знали: там, на западе — горы, а в горах ждут не дождутся драгоценные Книги.
Боромир вытер опаленное лицо и счастливо обратился к Тарусу:
— Вырвались, чародей? А? Не могу поверить! Четыре, небось?
Тарус отрицательно покачал головой, указывая на рубиновый меч в руке Яра. Со времени поединка с гадюкой клинок не уменьшился ничуть.
Соломея перевязывала плечо Тикше, тот скрипел зубами и терпел. Боград со Славутой склонились над ним, подбадривая.
Вишена тронул Таруса за руку.
— Где мы, чародей?
Тарус ответил не сразу, на секунду задумался.
— Думаю, в дулебских землях, Пожарский. Надолго ли?
— Уведут?
Покачал головой задумчиво.
— Кто знает? С четвертой напастью-то еще не покончили…
Рядом неслышно возник Боромир.
— О чем толкуете?
Лесные жители неуютно чувствовали себя посреди голой степи. Порешили немедля уходить к горам.
Тарус, Вишена, Боромир и Боград с Роксаланом держали совет прямо на ходу. Позади них вышагивал Славута-дрегович, но молча, не вмешиваясь в разговор.
— Трижды избавлялись мы от напастей. Сколопендра, жаба, да гадюка. Стало быть, надобно Яру убить козодоя.
— Дак где же он, козодой-то?
— Прилетит, не замешкается…
Некоторое время все молчали.
Наконец Боромир негромко молвил:
— Раз от разу труднее тварей нечистых одолевать.
— Почему же? — не согласился Роксалан. — Гадюку живо хлопнули, быстрее, чем сколопендру.
Тарус криво усмехнулся; Боромир пояснил:
— Кабы не Соломея со своей свистулькой, кормили бы уже ворон…
Роксалан притих.
Есть тут еще одна странность, — сказал вдруг чародей. Боромир глянул на него:
— Сказывай!
— Свистульки те, знамо, не простые, заговоренные. Да только не против змей.
Все стали, будто вкопанные.
— Как так? — молвил за всех Роксалан. — Против кого тогда?
Тарус задумчиво глядел в небо.
— Бериллы, что в них вправлены, это каменья жабы.
— Жабы? Мы ж ее и так… того…
— Постойте, — перебил Боромир, — почему жабы? Что, у зверей есть свои каменья?
Тарус кивнул:
— А как же! У орла — сердолик, у медведя — аметист, у барана сапфир…
— А изумруд чей? — выпалил Вишена.
— Изумруд — скворцов камень. Вот только рубин ничей.
— Ладно, — кивнул Вишена, — ну, а змеиный камень?
— Яшма или гранат.
— Бериллы тогда к чему?
— Сам не уразумею, — развел руками Тарус. — Не сходится тут что-то.
«Последнее время чародей стал часто говорить «Не знаю.» Раньше такого с ним не бывало», — подумал тревожно Вишена. Правда, вопросы стали посложнее…
— Но ведь свистулька имеет вид змеи, так, чародей?
Их уже почти нагнали остальные путники и пришлось шагать дальше.
Никто не видел, как позади всех невесть откуда вынырнули четыре всадника на крупных черных волках. Ветер развевал отливающие металлом плащи.
Волки негромко зарычали и путники обернулись. Во всадниках Вишена сразу узнал родичей крылатого воина с изумрудом на секире.
— Кто это? — прошептал Боромир, обращаясь к Тарусу.
— Почем я знаю? Сроду таких не видывал.
На всякий случай взялись за мечи.
Всадники подъехали вплотную. Размерами они не уступали человеку, а вот волки их черные были куда крупнее своих лесных сородичей. Один из крылатых заговорил, тихо, с пришептыванием:
— Оттайте свои меши…
Боромир неодобрительно смерил их взглядом. Волки свирепо обнажили белоснежные клыки и снова зарычали. Звери, конечно, матерые, но их-то всего четверо!
— Ну, возьми, коли сможешь! — сказал Непоседа вызывающе и сделал шаг вперед.
Крылатые мигом соскочили на землю и застыли в боевых стойках, взметнув сверкающие секиры. Рядом с Боромиром плечом к плечу стали Вишена, Тарус и Боград.
— Осторожнее, они летают, — предупредил побратимов ученый Вишена. — Ловкие, ровно кошки.
— Погодите, — вдруг выступил вперед Славута. — Дайте-ка я, други. Поглядим, чья секира лучше, — и сжал покрепче дрегович свою лунную подругу.