— Это ловчего Иван Михалыча Пушкина прикащик, — указал он на убитого командира. — Тот как узнал, что наш боярин преставился, так и решил нас в свое поместье заманить. Уговорщиков присылал. Только мы своего согласия не дали. Тогда, видать, нас решили силком с земли согнать и в свою крепость перевести.
— Зачем же людей нужно было рубить?
— Для послушания, — нравоучительно заметил мужик. — С нами без строгости никак не можно.
— С нами без строгости никак не можно.
— Ихние крестьяне разбежались, — вмешался в разговор другой мужик, — так они нас хотели себе забрать, Николаич нас давно смущал, уговаривал, только мы его по-своему поучили!
Крестьянин указал пальцем на дерево у ограды, на котором висел мой недавний знакомец.
— Пущай теперь покачается! Мы и тебя за пушкинского человека приняли. Извини, коли обидели.
Лезть со своим уставом в чужой монастырь не было смысла, и я промолчал.
— А с Серегой что, — спросил я смышленого мужика, — живой?
— Так ты ж его сам до смерти зарубил! — удивился мужик. — Неужто спьяна на помнишь?!
— А второй, который с ним и Николаевичем был, Ванька?
— Тот, как пушкинские напали, убег, а может, ты его напугал, это нам неведомо.
— Ладно, — прекратил я несрочный разговор, — будем лечить раненых.
Глава 11
Из «экспедиции» мы возвращались героями. Наших раненых в стычке парней удалось спасти. Мы оставили их лечиться в деревне под надзором «одалисок», превратившихся в сестер милосердия. Последние, выскользнув «из тенет разврата» и получив от меня обещанное приданое, почти все успели обзавестись женихами. Впрочем, их судьбой мне заниматься было некогда — я оказывал медицинскую помощь выжившим крестьянам.
Погибших, своих и чужих, деревенские похоронили на своем кладбище. Убитых ногайцами моих врагов попросту зарыли в лесу — никто не захотел возиться с трупами незнакомых людей. За хлопотами мои беды отошли на второй план. Ноги почти перестали болеть, и чувствовал я себя уже прилично. Понимая, как Наталья Георгиевна ждет возвращения своих детей, как только мог, спешил встать в строй.
Назад мы выехали ранним утром следующего дня. Крестьяне провожали нас всей деревней. Расставались, мы, можно сказать, как родные. Даже с погодой повезло — стоял погожий солнечный день, пели птички, и было все, что полагается: весенние ароматы, родные просторы, голубое небо. Двигались мы не спеша. Не было смысла гнать коней и растягиваться по дороге. Как говорится, тише едешь, дальше будешь.
Встречные на дорогах попадались редко. На Москву шел Лжедмитрий, и люди боялись выезжать за свою околицу, время наступало лихое, мало ли, на кого можно нарваться. Помещики и крестьяне предпочитали сидеть по домам, а случалась нужда ехать — ждали конвоя или, на худой конец, попутчиков. Таким «конвоем» оказались мы сами, к нам прибилось сначала человек пять крестьян, потом какие-то купцы и, наконец, семейство местного помещика с дворней.
«Волонтеры» после победы над стражниками Пушкина чувствовали себя легендарными героями. Благодаря военным трофеям, они были лучше вооружены и походили на профессиональных стрельцов.
Мы с Мининым в пути разговорились с попутчиком-помещиком. По его словам, о наших подвигах знала уже вся округа. Новый знакомец был человеком маленького роста, пузатый, с круглым, как луна, лицом и очень озабоченный. Везде ему мерещились разбойники, казаки и татары. Говоря о нашем конфликте с людьми Пушкина, бывшего ловчего, ставшего думным дворянином, помещик предупреждал, что так просто нам это с рук не сойдет.
В этом был резон. Должность ловчего соединялась с некоторыми из ближайших высших и низших дворцовых должностей. В сокольничьи и ловчий назначались люди неименитые, но некоторые из них, начав службу с ловчих, возвышались до думных дворян, окольничих и даже бояр. Окольничий была следующая должность в штатном дворцовом расписании. Им поручались те же дела по управлению, что и боярам, с тем только различием, что они занимали лишь второе место в служебной иерархии.
Им поручались те же дела по управлению, что и боярам, с тем только различием, что они занимали лишь второе место в служебной иерархии. Окольничий сидели в приказах, назначались наместниками и воеводами, бывали послами и членами государевой думы. Так что, вступившись за крестьян, мы с Мининым нажили врага в Московском правительстве.
Мне одним недругом больше, одним меньше, честно говоря, было все равно. Кузьма, тот жил в далекой провинции и тоже не очень зависел от государевых чиновников. К тому же, у них на Волге царили свои законы, и рука Москвы до Нижнего Новгорода не всегда дотягивалась, Так что предупреждения толстячка нас с Мининым не испугали. Как вскоре оказалось, зря.
В Коровино Морозовой не оказалось. Крестьяне рассказали, что боярыня уехала с детьми к себе в Семеновское.
Пришлось проводить следствие и выяснять, откуда взялись дети, и почему она не дождалась нас.
Как всегда, никто ничего толком не знал и не видел, но, продравшись через косноязычие и глупость, удалось-таки собрать минимальную информацию и выяснить, что здесь без нас произошло. По словам дворовых, детей сюда привела какая-то девочка-подросток. Как я понял — Ульяна. Наталья Георгиевна после разговора с ней тут же начала собираться домой. Отвезти их взялись Григорий Гривов с сыном.