Мое появление вызвало интерес, но не тревогу. «Красавец-рыцарь» свысока покосил наглым глазом и продолжил ругать хозяина. Ругал он его безо всякой логической связи с происходящим, для порядка унижал, как говорится, человеческое достоинство.
— Эй, вы, — нарочито миролюбиво обратился я к ратникам, связывающим хозяина, — отпустите его!
Несмотря на мой военизированный вид, никто не обратил мои слова внимания. Тогда я многозначительно взялся за эфес сабли. Однако вытащить ее не успел. Конник небрежно глянул на меня сверху вниз, делано равнодушно отвернулся, тронул своего жеребца шпорой, и тот затанцевал на месте, тесня меня крупом. Я инстинктивно отступил немного в сторону, а парень вдруг полоснул меня уже обнаженным клинком. Поучилось это у него прямо-таки молниеносно: он ловко откинулся на круп лошади с крутым разворотом в седле, и правая рука, в которой была не видимая мной сабля, описав полукруг, опустилась на шлем.
Ощущение было такое, как будто по голове врезали дубиной. Шлем слетел и покатился по земле. Конник и ратники довольно заржали. Вместе с командиром их было шестеро, и они никого не боялись. Я, кстати, тоже. С меня хватило вчерашнего медвежонка.
Хохочущий конник вальяжно сидел в седле, опустив руку с саблей, ожидая, когда я наклонюсь за шлемом и подставлю ему шею. Однако я не оправдал его надежд. Я сделал шаг вперед и схватил обеими руками за подошву его сапога. Он не понял, что я хочу делать, напряг ногу, а я рванул ее вверх и выбросил «рыцаря» из седла. Думаю, что получилось это не менее эффектно, чем несколько секунд назад у него самого. Перелетая через коня, парень не успел вытащить ногу из правого стремени и грохнулся вниз головой на землю, после чего испуганная лошадь потащила его по двору к воротам.
Смех моментально смолк. Он сменился недоуменным молчанием. Теперь против меня стояло пятеро серьезно настроенных мужчин. Я не стал ожидать общего нападения и юркнул в избу. За мной никто не последовал. Противники, кажется, растерялись, не зная, что предпринять. Пока они совещались снаружи, я развязал рукава у рубахи, развернул найденный вчера шлем, вытряхнул из него золото и надел на голову. Пока возился, снаружи пришли к однозначному решению:
— Эй, ты там, выходи! — закричали грозно и требовательно.
Я откликнулся:
— Иду! Подождите!
Оставаться внутри было опасно. Ратники могли догадаться подпереть дверь снаружи и спалить меня вместе с избой. Окна же ее были столь малы, что пролезть в них мог разве что семилетний ребенок.
Выбираясь из вероятной ловушки, я, тем не менее, лезть на рожон не собирался. Вначале было необходимо несколько уравновесить наши силы. Приготовив лук и стрелы, я подошел к дверям, встал на колени и выглянул наружу. Великолепная пятерка стола полукругом возле дверей, ожидая, когда я, наконец, появлюсь. Я их немного разочаровал, не выйдя с повинной головой, а выстрелил с трех шагов в горло самого здорового ратника. Стрелял я по-монгольски, натягивая не тетиву, а выдвигая вперед деревянную часть лука, тут же приставляя следующую стрелу к тетиве. Скорострельность при таком способе стрельбы увеличивается раза в два. Вторая стрела вылетела секунд через пять после первой, так что никто не успел понять, что, собственно, происходит. Однако на третий выстрел времени у меня не хватило: ратники опомнились и прикрылись щитами.
Отложив лук, я выскочил наружу и ударил клинком снизу вверх под щит, которым ближний ко мне солдат защищал грудь и голову. Раненый пронзительно закричал, упал и начал кататься по земле. Теперь, когда противников осталось двое, можно было не спешить. Мне даже захотелось покуражиться над ними, как «плохому парню» из американского боевика.
— Ну, что таращите глаза! Бросайте оружие! — приказал я, играя саблей. — А то убью, как собак!
Ратники приказу не вняли и, вместо того, что бы сдаться, с криком бросились на меня. Сабли и доспехи у них были самые примитивные, да и ловкости явно не хватало. Их слепая ярость ни к чему хорошему не привела. Достать меня им не удалось, а я после нескольких ударов перерубил, в самом прямом смысле, у одного клинок у эфеса, а другому расколол железный котелок, защищавший голову. До черепа моя сабля не достала, но и представленные доводы оказались достаточно убедительными, чтобы умерить их воинский пыл.
Противники растерянно стояли, не зная, что делать. На крики и шум начали сбегаться крестьяне, но в подворье не входили, наблюдали за происходящим из-за плетня. Считая битву выигранной, я помог встать хозяйке. Она, даже не поблагодарив, бросилась к связанному мужу, неподвижно лежащему на земле.
— Иван, Иван! — закричала женщина тоскливым, полным муки голосом.
— Иван, Иван! — закричала женщина тоскливым, полным муки голосом.
— Успокойся, — попросил я и, не обращая внимания на ратников, помог Ивану освободиться от пут.
Ему опять сильно досталось, но встать он смог сам. Лицо его приобрело землистый оттенок, но глаза лихорадочно блестели неутолимым гневом.
— Не вышло по-вашему? — спросил он недавних противников и вдруг плюнул в лицо тому, у которого я разрубил железный колпак.