Я тоже не исключение и котов недолюбливаю. А не гоняю их по двору, во-первых, из-за того, что считаю любые контакты с презренной породой кошачьих ниже своего достоинства, а во-вторых, война из-за намордников кажется мне пережитком прошлого. Точно таким же, как сицилийская вендетта. Впрочем, сознаюсь. Иногда и мне хочется увидеть какого-нибудь зажравшегося котяру в полной собачьей экипировке — в наморднике, строгом ошейнике и на коротком поводке! Однако над людьми, если они не преступники, а тем более над человечьими самками подобные извращения считаю недопустимыми. Поэтому и попытался помочь дамочке освободиться. Но, увидев мои зубы, она начала так сильно дергаться и мычать, что я испугался, как бы наша старая знакомая не померла от страха и мне не достался бы труп, вместо благодарности за спасение. Пришлось плюнуть на эту бестолочь и отойти в сторону. Пусть Рабинович с ней разбирается. Ему не привыкать к подобного рода общению.
Сеня себя долго ждать не заставил. Увидев, что я треплю зубами шевелящееся тело, он завопил: «Фу!» и ускорил шаги. Я и без его команды уж от перепуганной девицы отцепился и отошел в сторону, чтобы на безопасном расстоянии посмотреть, как он будет эту фурию развязывать. Я уже примерно догадывался, какими словами она его приласкает за мое вмешательство, но действительность превзошла все ожидания.
— Негодяи! Подлецы! — завопила дамочка, вскакивая на ноги. — Вы же женщину покалечили. Справились пятеро здоровых лбов с горсткой несчастных и голодных оборванцев, а теперь стоите здесь и ухмыляетесь, словно подвиг великий совершили.
Рабинович, ожидавший благодарности и поцелуев от освобожденной жертвы разбойничьих репрессий, наткнувшись на такую встречу, попросту оторопел.
Рабинович, ожидавший благодарности и поцелуев от освобожденной жертвы разбойничьих репрессий, наткнувшись на такую встречу, попросту оторопел. Может быть, он и желал бы сейчас больше всего на свете стереть счастливую ухмылку со своего лица, но она прилипла к нему намертво. Перекосило моего Сеню, как от лимонной кислоты. А вот Жомова, пропустившего сцену в тиринфском трактире да к тому же привыкшего получать всяческие нагоняи от жены, смутить было трудно.
— Девушка, вы перестаньте тут на представителей власти орать, — категоричным тоном потребовал он. — А то сейчас свяжем вас обратно и оставим тут валяться.
— Давайте, вяжите! Творите несправедливость дальше, — завопила между тем девушка. — Вы ведь только и можете каждый спор в свою пользу физической силой аргументировать. А вы когда-нибудь задумывались, что случится с миром, если каждый в нем будет жить по собственным законам, не подчиняясь никакой высшей справедливости?
— Эк загнула, — усмехнулся омоновец. — Нам справедливость ни к чему. Ни высшая, ни низшая. У нас есть устав, есть закон. И как по нему полагается, так мы и поступаем.
— Вань, оставь ее, — Андрюша дернул Жомова за рукав. — Пусть бормочет, что хочет, а мы дальше своей дорогой пойдем.
— Конечно, сейчас вы пойдете, потому что, кроме меня, вас тут устыдить некому и призвать к ответу по справедливости вас никто не может, — возмутилась девица. — Но придет время, и я добьюсь, чтобы каждый ответил за подлые и бесчестные дела. И вы в том числе! — разгневанная фурия повернулась к нашим грекам. — А ты, Геракл, что делаешь в обществе этих подлецов, садистов и насильников? Стыдись, ибо позоришь ты имя отца своего.
После этой фразы девица круто развернулась и пошла прочь от лагеря, в ту сторону, куда убежали остатки разгромленной банды басмачей Зены. Несколько секунд в безмолвной тишине мы все смотрели ей вслед, совершенно не понимая, какая муха постоянно кусает эту девушку за разные интимные места, а затем Рабинович спросил:
— Геракл, а ты разве ее знаешь?
— Угу, — буркнул тот. — Это Немертея, дочь Нерея. Ее предков, титанов, мой папанька в тюрьму посадил, а она думает, что ему просто сфабрикованные факты подсунули. Вот с тех пор, вместо того чтобы в океане плавать да петь, ходит по свету, собирает всякие доказательства для помилования, а между делом все время лезет туда, куда не просят. Теперь папаньке на меня стуканет.
— Так он же пропал, — удивился Попов.
— Ничего. Она его все равно отыщет, — обреченно махнул рукой полубог.
— Тогда, может быть, нам с ней пойти? — почти без надежды в голосе предложил Андрюша.
— Не надо! Сами не маленькие, — рявкнул на него Жомов. — Нам это дело поручили, мы его и выполним. Причем без помощи всяких мымр нечесаных.
— Ну, не такая уж она и мымра, — начал было защищать Немертею Рабинович и, поймав на себе удивленно-ироничный взгляд друзей, смутился. — По крайней мере, прическа у нее вполне нормальная.
Услышав это, Попов с Жомовым разразились просто диким хохотом. Я тоже поначалу фыркнул, но затем вдруг осознал, что смеются они над моим хозяином, а тот, пожалуй, впервые на моем веку не находит, что ответить. Пришлось мне за Рабиновича заступаться. Рявкнул я на двух гогочущих идиотов, но они и бровью не повели. Пришлось Попова слегка цапнуть за ляжку. Он ойкнул, обиделся, но ржать перестал. А следом выдохся и Ванюша. Несколько секунд над поляной вновь висела гробовая тишина, но длилось это удовольствие недолго…