Панк вздрогнул и только тогда обратил внимание на ментов и застывшего рядом с ними Гомера. Пару мгновений он удивленно рассматривал путешественников, видимо, пролистывая в голове персональный каталог национальных костюмов, а затем, недоуменно пожав плечами, поморщился и произнес:
— Артемида по поводу диких варваров мне ничего не говорила. Но ты, жирная свинья, если еще раз посмеешь так рявкнуть на олимпийца, будешь жрать свеклу в хлеву у Геры. И тебя, бык комолый, — панк кивнул головой в сторону Жомова, — это тоже касается! А пока живите. Меня дела ждут!
И прежде чем оторопевшие друзья успели что-то ответить, небритый скороход протрубил в свой рожок и стартовал с места, постепенно набирая скорость.
Та пыль, что осела на ментах, слегка дрогнула, видимо, решая, отправиться ей вдогонку за быстроногим оленем из племени крылатых лосей или остаться на облюбованном месте, а затем выбрала второе. В отличие от Жомова, который с истошным криком «стоять» рванулся вслед обнаглевшему бегуну. Удержать Ваню никто не успел, и ему пришлось пробежать метров двести, прежде чем омоновец понял всю тщетность попытки задержания очередного возмутителя спокойствия. А когда запыхавшийся Жомов вернулся, Гомер с укоризной посмотрел на него.
— Это же Гермес, — проговорил он так, будто для омоновца это имя что-то должно было значить. — Его не догнать даже героям. Он вестник богов и психомп…
— Да мне по фигу, псих он или нет, — прорычал взбешенный Жомов. — Встречу его еще раз, ноги в рот запихаю так, чтобы крылышки на ботинках у него из задницы торчали.
— Ты не понял меня, чужестранец, — со снисходительной улыбкой профессора орнитологии, объясняющего ребенку, от чего плавают утки, проговорил поэт. — Психомп — это значит душеводитель. Гермес провожает тени умерших в царство Аида.
За свою ехидную улыбочку наивно-недалекий Гомер непременно бы схлопотал в нос от и без того разозленного омоновца, но свершиться правосудию помешал Рабинович. Толкнув обоих болтунов в плечи, он развернул их лицом к античному воинству, которое вело себя, мягко говоря, очень странно.
— Это что за ерунда? — удивленно выдавил из себя омоновец.
А удивляться, собственно говоря, было чему. Бравое воинство, еще недавно с усилием начищавшее доспехи и оружие, теперь лихорадочно освобождалось от атрибутов воинского ремесла, бросая их где попало. Сверкающие доспехи безжалостно отправлялись в пыль, шлемами пара умников играли в футбол, мечи загонялись по самую рукоять в мягкую землю, а со щитов стали сдирать бронзу и кожу, видимо, чтобы сдать в пункт приема цветных металлов и утильсырья, соответственно. Не подверглись надругательству только дротики, копья и луки, которые усиленно разбирались из общей кучи сошедшим с ума воинством. Причем из-за последних разгорались самые ожесточенные схватки. Немногочисленные лучники античного воинства никак не хотели делиться своими орудиями труда, совершенно неожиданно приобретшими у остальных солдат бешеную популярность.
— Что это с ними? — хмыкнув, поинтересовался Попов, толкнув Гомера в бок. — С ума, что ли, все посходили?
— Дивны обычаи чуждых Элладе народов, — удивленно посмотрев на него, нараспев продекламировал поэт. — В жарком Египте, к примеру, вон, женщины мочатся стоя. Но, чтобы люди словам олимпийских богов не внимали — это, простите меня, ни в какие ворота не лезет!
— Опять?! — с угрозой зарычал на него Рабинович. Гомер поперхнулся. — Язык нормальный забыл или своего лишиться хочешь?
— Нет! — сразу на все три вопроса ответил поэт. — Вы же сами слышали, что сказал Гермес. Прежнее обещание всеобщего счастья и благоденствия победителю в войне, которое посулил Арес, отменяется. Артемида указала более простой путь к процветанию. Теперь не нужно никуда ходить походами и штурмовать города. Чтобы быть счастливым, достаточно просто отправиться на охоту. Вот теперь все эллины и переквалифицируются из воинов в загонщиков дичи…
— Что-то хренота какая-то получается, — неодоуменно перебил его Жомов. — Охота — это, конечно, круто, но и в армии, по-моему, классно служить. Я думаю, тут…
О чем думал Ваня и думал ли он вообще, история умалчивает, поскольку именно этот момент выбрал очередной греческий катаклизм для того, чтобы предстать пред ясные очи воинско-охотничьей толпы и путешественников между мирами. Неизвестно откуда на абсолютно ясном небе вдруг появилось небольшое облачко ядовито-зеленоватого оттенка.
Неизвестно откуда на абсолютно ясном небе вдруг появилось небольшое облачко ядовито-зеленоватого оттенка. Под завывания невидимого хора, исполняющего арию бурчащего желудка из оперы о прободной язве, неизвестная газообразная субстанция начала катастрофически быстро увеличиваться в размерах, стремясь опуститься прямо на головы оторопевших людей. Можно подумать, Гермесовой пыли им было недостаточно! Оторопевший Жомов несколько секунд взирал на зеленое облако, а потом, словно очнувшись от сна, дико заорал:
— Взво-о-о-од! Газы!!! — и, не найдя на боку противогаза, сорвал с головы кепку и закрыл ею рот.
Видя, что никто из его друзей даже не пошевелился, радетельный Ваня подскочил к Попову и, стащив с него фуражку, попытался запихать ее в бездонную пасть криминалиста. Не удалось. Кокарда помешала! Но Жомов не растерялся. Легонько стукнув Андрюшу по затылку, омоновец уговорил его упасть мордой вниз, прямо в котомки со съестными припасами. Согласитесь, для Попова это был куда более приятный наполнитель рта, чем форменная фуражка.