— Спасибо.
— А ты тем временем — а времени может понадобиться много, — надеюсь, попробуешь встречаться с кем-то другим.
— Серьезно? Тогда скажи, что ты делаешь в субботу вечером?
— Да все как обычно, пляшу буги-вуги до упаду.
Он засмеялся.
— Спокойной ночи, Ромео.
Доктор Диггерс старалась держаться профессионально, но, повесив трубку, позволила своему сердцу рвануться к нему. Она не понаслышке знала, что безответная любовь и для мужчины, и для женщины — опыт самого горького, самого болезненного одиночества, и она ничем не могла ему помочь.
Кто ты
Нью-Йорк
19 декабря 1974
Доктор Диггерс несколько удивилась, когда Дена пришла на второй сеанс. Опоздав минут на пять, Дена влетела в кабинет и плюхнулась в кресло. Доктор Диггерс улыбнулась:
— Ну что, снова ко мне, поболтать?
— Да, — сказала Дена без особого энтузиазма.
— Тогда я продолжу свои пытки.
— Давайте, давайте. О чем сегодня пойдет разговор?
— Ну, я бы хотела узнать вас еще поближе, хотя бы вашу биографию. Откуда вы?
— А вы откуда? — спросила Дена.
— Чикаго. А вы?
— Я? Не могу назвать определенного места.
— Странно. Такого опыта у меня еще не было.
— В смысле?
— Опыт мне подсказывает, что каждый человек должен быть из какого-то места.
— Я родилась в Сан-Франциско, но мы много переезжали.
— А какие у вас корни?
— Мои что?
— Ваши корни. От кого вы произошли?
— Корни! Прямо как в книге. В смысле — предки?
— Да, какой вы национальности?
— Отец был из Швеции… или Норвегии, откуда-то оттуда.
— А мать?
— Просто американка, наверное. Она никогда не говорила. Ее девичья фамилия была Чапмэн, кем она там могла быть — англичанкой, может? Не знаю.
Доктора Диггерс всегда поражало, как редко люди интересуются своим происхождением.
— А вам не интересно было выяснить?
— Не слишком. Я американка, а остальное не имеет значения, так ведь?
— Ну хорошо. Как бы вы себя описали, кроме как американкой?
— Что?
— Как бы вы себя описали?
Дена была озадачена.
— Я работаю на телевидении.
— Нет, свой характер. Иными словами, если бы завтра вы перестали работать, кем бы вы были?
— Не знаю… Я все равно осталась бы собой. Не пойму, чего вы добиваетесь.
— Ладно, давайте сыграем в одну игру. Я хочу, чтобы вы дали мне три ответа на вопрос. Кто вы?
— Я Дена Нордстром, я блондинка и… — Она была в затруднении. — И во мне пять футов семь дюймов. Это что, опять тест?
— Нет, просто это помогает мне лучше понять, как вы представляете саму себя.
— И как, я прошла или провалила тест? Мне любопытно.
Доктор Диггерс отложила ручку.
— Вопрос не в этом. Но посмотрите, как вы ответили. Все три ответа описывают ваш имидж.
— А что я должна была сказать? Что еще-то?
— Некоторые говорят: я жена, я мать, я дочь. И все три ваших ответа не говорят об отношениях с кем бы то ни было, а обычно это показывает, что у человека есть проблема самоидентификации. И частью нашей работы будет выяснить почему. Понимаете, о чем я?
Дена ощутила тревогу. Проблема самоидентификации?
— Но об этом мы поразмыслим позже. А сейчас предлагаю поговорить о ваших насущных проблемах. Вы вроде бы плохо спите?
— Да, плохо. Но давайте вернемся к предыдущей теме, как ее там. Еще раз говорю, я не хочу вас обижать, но этот тест, или что это было, подсказал вам неправильный вывод. Я точно знаю, кто я. Я всегда точно знала, чего хочу и кем хочу быть. Я один раз уже говорила об этом доктору О'Мэлли.
— Повторюсь, это не тест, — сказала Диггерс. — Всего лишь вопрос.
Вечером, просматривая записи, доктор Диггерс вспомнила, как ей впервые задали этот вопрос — «Кто вы?». Ответ последовал мгновенно и без усилий. Я женщина, я чернокожая, я инвалид. Интересно, а если бы через столько лет ей снова задали этот вопрос, она ответила бы точно так же и в том же порядке? Доктор Диггерс погасила свет в кабинете и покатила по длинному коридору в кухню, где ждал ужин.
А Дена вечером позвонила подруге:
— Сьюки, это Дена.
— Ой, привет! Как ты?
— Ты занята?
— Не-ет. Ничегошеньки не делаю, сижу листаю «Поваренную книгу южанина» и ломаю голову, что можно приготовить на две сотни человек.
— Ой, привет! Как ты?
— Ты занята?
— Не-ет. Ничегошеньки не делаю, сижу листаю «Поваренную книгу южанина» и ломаю голову, что можно приготовить на две сотни человек. Эрла Пула надо посадить в мешок и бросить в реку. А у тебя что происходит?
— Ничего. А почему ты злишься на Эрла?
— Глупости, тебе будет не интересно.
— Нет, интересно.
— Каждый год под Рождество я устраиваю маленький праздничный ужин для близких подруг. Для узкого круга, человек пятнадцать-шестнадцать. И вот я даю Эрлу приглашения и прошу послать Мельбу отксерить их и разослать, и она разослала их по всему списку рождественских поздравлений, включая пациентов Эрла. Так что даже не представляю, сколько человек сюда заявится на следующей неделе.
— И что ты будешь делать?
— Гренков с сыром нажарю и понадеюсь на лучшее, что я могу еще сделать. Но хватит обо мне. Надеюсь, ты звонишь сказать, что приедешь на рождественские каникулы.
— Нет, это вряд ли. Думаю, мне все каникулы работать.
— Ты, помнится, и в прошлом году так говорила. Неужто нельзя отпроситься? Девочки так расстроятся. Они умирают хотят с тобой познакомиться. Только представь этих бедных крошек: слезы бегут по щекам, сердца разбиты.