— Буду иметь в виду.
Ленора Симмонс Кракенбери — крупная, красивая женщина — всегда носила брошки и шарфы, создавалось впечатление, что она даже летом ходит в накидке. У нее были волосы цвета белого серебра, собранные в безукоризненную прическу в виде буквы «V» на затылке. Это одна из причин, почему дети за спиной называли ее Крылатой Викторией. Едва Тонси открыла дверь, Ленора ворвалась, раскинув руки, пробуравила в этой позе весь дом насквозь, оставляя за собой шлейф парфюма и выкрикивая имя Дены громким, источающим мед голосом.
— И где же наша красавица, а? Дай же мне тебя обнять, ты где? А ну-ка, сию же секунду покажись, не то меня удар хватит.
Сьюки крикнула:
— Мы на веранде, мама. — И предупредила Дену: — Приготовься к атаке.
Тут Ленора добралась до них и бросилась к Дене:
— Ага, вот ты где, иди-ка, иди-ка, я тебя обниму как следует!
Дена встала навстречу и сморщилась от боли, когда могучие руки Леноры с хрустом стиснули ее, а жемчуга впечатались ей в грудь.
— И предупредила Дену: — Приготовься к атаке.
Тут Ленора добралась до них и бросилась к Дене:
— Ага, вот ты где, иди-ка, иди-ка, я тебя обниму как следует!
Дена встала навстречу и сморщилась от боли, когда могучие руки Леноры с хрустом стиснули ее, а жемчуга впечатались ей в грудь.
— Когда Сьюки позвонила и сообщила, что ты здесь, я не поверила, но гляди-ка, вот она ты, лично-собственноручно.
— Как поживаете, миссис Кракенбери? — спросила Дена, как только смогла дышать после очередного объятия.
— Э-э, дружочек, чудесно! Просто чудесно! Ну дай же на тебя посмотреть, красавица, прямо как с картинки. Только поглядите на эту кожу. Сьюки, вот какая была бы у тебя кожа, если бы ты постоянно не лезла на солнце, я же тебе говорила!
Ленора упала в большое кресло, красиво откинула шарф и заорала:
— Тонси, милая, принеси-ка мне стакан чаю со льдом, ага, детка? Эта езда меня вымотала. Дена, ну скажи, вот отчудили Сьюки с Эрлом, да? Переехали в такую глушь. Мне приходится чуть не целую ночь ехать, чтобы увидеть внучек.
— Мама, мы живем в двадцати минутах от города.
Тонси принесла стакан чая со льдом.
— Спасибочки. Да вы могли с таким же успехом поселиться на Тобакко-роуд. Я не удивлюсь, если мои внучки повыскочат замуж за фермеров. Где они, кстати?
— Наверху. Пришлось их запереть, чтобы не сводили Дену с ума.
Ленора сказала Дене:
— Правда, они милашки? Весной я заказала писать их портреты. — Тут она сделала трагическое лицо и шепнула: — Заметила их ушки?
— Нет, не заметила, — сказала Дена.
— Мама!
— Так вот, дружочек, у них уши Пулов! Я ее предупреждала, когда она выходила за Эрла, да разве она меня слушала. А ведь по ней сохли все мальчики штата.
Сьюки вздохнула:
— Никто по мне не сох, мама.
— Она небось тебе рассказала о своем брате Баке, который живет на другом конце света с арабами и верблюдами. Бедняжка Дарла. Ну ладно, довольно о нас. Ты сама-то как? Ангелок наш, несущий миру сенсации. Сьюки сказала, что перестанет со мной разговаривать, если проболтаюсь, а меня, литературно говоря, аж в пот бросает от усилий сдержаться и не закатить вечеринку, пока ты здесь.
— Мама.
Ленора подняла руку:
— Я ни слова никому не сказала, но меня просто убивает, что ты здесь, в Сельме, а о тебе никто не напишет. Только свистни — и я приволоку сюда мэра с ключами от города.
— Мама, ну перестань, ты же обещала.
Ленора посмотрела на нее невинными глазами:
— Ну обещала… Просто ей же нужно знать, как ее любят. Это так печально. Мы могли бы устроить встречу в аэропорту с Девушками Магнолиевой Свиты, и оркестром духовых инструментов, и всем прочим.
Сьюки повернулась к Дене и сказала:
— Вот видишь, я же говорила, но ты настояла.
Ленора спросила:
— Что ты ей наплела?
— Миссис Кракенбери, — сказала Дена, — это очень мило, правда, но я приехала специально отдохнуть от всего этого.
— Да я знаю, дружочек, знаю и ни за что в мире не нарушу твое инкогнито. Вам, знаменитостям, порой нужно отдыхать, но как же жаль, что мы не можем показать нашего южного гостеприимства, просто мы ужасно гордимся тобой, вот и все. Я когда еще говорила Сьюки — я тебя тогда впервые увидела — и говорю: эта девочка далеко пойдет. Это так чудесно, что девочкам в наши дни можно добиться таких высот. А мне папа не разрешал работать. Знаешь, какие в те времена были мужчины, считали нас всех слишком хрупкими.
— Мама, не представляю, чтобы про тебя можно было когда-то подумать — слишком хрупкая.
— Да правда! — Ленора захлопала ресницами. — И отец твой не позволял мне работать, и, честно говоря, я об этом сожалею. Будь у меня шанс вернуться в прошлое, кто знает, какой пост я могла бы занять.
— Единственный пост, который бы тебя устроил, был уже занят.
— Это какой же?
— Королева Англии.
Смех у Леноры был оглушительный.
— Ох, Дена, видишь, какие гадости она про меня распространяет. Надо тебе сказать, ничто так не ранит сердце, как неблагодарное дитя. А у меня их два.
— Да, мама, твоя несчастная жизнь — сплошной ад. Мы ужасно с тобой обращаемся.
Ленора наклонилась к Дене:
— Они обвиняют меня в том, что я их подавляла, можешь себе представить? Вот вам и благодарность за заботы. Надеюсь, твои дети не станут тебя обижать, когда вырастут.