— Тео? Какой Тео?
— Брат ее, Тео, — сказала Кристина так, будто Дена должна это знать.
— Подождите. У моей матери был брат, который тоже был нацистом?
Кристина скривилась:
— Нацистом? Тео не был нацистом, он был скрипачом. С чего это ты взяла?
— А вы разве не это сказали?
— Что?
— Разве вы не сказали, что моя мать была нацистской шпионкой?
Кристина потеряла дар речи.
— Шпионкой? Не понимаю, о чем ты. Твоя мать не была нацистской шпионкой, кто тебе это сказал?
— Разве она не работала на женщину по имени Лили Стайнер, у которой был магазин одежды в Нью-Йорке?
— Я помню, когда твоя мама впервые попала в Нью-Йорк, она работала на какую-то там Лили. Но что с того-то? При чем тут шпионаж?
— Лили Стайнер обвинили в шпионаже и посадили на десять лет.
Кристина сказала с нажимом:
— Мне плевать, в чем обвинили ту женщину, но твоя мать нацисткой не была. Боже правый, да я вашу семью почти всю жизнь знаю. Это, должно быть, чья-то злая шутка, кто-то тебя дурачит. Твоя мать была не больше нацисткой, чем я.
Телефон в кухне снова зазвонил. Кристина встала.
— Нет, она ненавидела нацистов. Твой бедный дедушка был вынужден бежать из Вены, бросить все имущество, чтобы от них спастись. — Телефон буквально надрывался. — Прости, пойду отвечу. Соседка ждет звонка мастера по отоплению. — Кристина поспешила в кухню, по дороге крича: — Мало того, если бы они не бежали из Европы, ты бы, вероятней всего, нынче здесь не сидела.
У Дены голова шла кругом. Было ощущение, что ее втащили на огромные качели и она ухнула вниз. Так вот в чем дело — ее мама была еврейкой! Вот почему она изменила имя, вот почему никакой Марион Чапмэн не существовало. Чего-чего, а уж этого она никак не ожидала… Но что в этом было такого страшного? Почему она так боялась? Нет, все равно что-то здесь не так. Это ничего не объясняет, должно быть что-то другое. Мысли ее беспорядочно метались. Раз мама не немецкая шпионка, от кого она тогда скрывалась? А может, мама имела какое-то отношение к аресту Лили Стайнер? Может, она, наоборот, американская шпионка? Может, нацисты после войны искали ее, чтобы отомстить? Поэтому ей пришлось сменить имя, — может, это была государственная программа охраны свидетеля?
Кристина подошла к лестнице, ведущей в подвал, и спустилась на пару ступенек.
— Люсиль, они говорят, что будут через полчаса.
Люсиль крикнула:
— Спасибо.
— Уверена, что не хочешь чаю или кофе? — спросила Кристина, возвращаясь в комнату.
Дена была в такой растерянности, что даже не ответила.
— Не понимаю. Почему она изменила имя?
— Многие меняли. Я вот поменяла.
— Но почему? Не вижу в этом никакого смысла. Зачем менять имя и всю жизнь из-за такой ерунды?
— Ты должна понять, что тогда все было по-другому. Нам всем это было нелегко. Я знаю.
Теперь Дена посмотрела на Кристину другими глазами. Она в самом деле была чем-то похожа на еврейку.
— Нельзя было работу найти, нельзя было во многих местах появляться. Твоя мать была не единственной такой. Тысячи людей так поступали. Какое-то время и я так себя вела. Уайтнау — моя ненастоящая фамилия. Если кто-то смотрел фотографии моей семьи, я говорила, что мама была испанкой. Во времена Великой депрессии, когда люди отчаянно искали работу, не представляешь, сколько испанцев и кубинцев сюда приезжали на заработки.
— Как думаете, мой отец знал?
— Нет, — ответила Кристина.
— Как думаете, мой отец знал?
— Нет, — ответила Кристина. — Я точно знаю, что нет.
— А ему было бы не все равно?
— Поди угадай. Нет, думаю, твоя мама просто хотела выйти замуж, родить ребенка и забыть обо всем. Это разбило сердце бедному доктору Ле Гарду — сперва Тео, потом твоя мама…
— Кто такой доктор Ле Гард?
— Твой дедушка.
Дена пыталась опомниться.
— Я знала про дедушку, но не знала, что он был врачом.
— О да, — сказала Кристина с благоговением, — твой дедушка был одним из самых уважаемых врачей в Вашингтоне.
— Правда?
— Он руководил здешней больницей «Фриман Хоспитал» и много лет был главой медицинской школы в Говард-колледж. Его все знали. Печально-то как, такой человек, и потерял обоих детей.
Последнюю фразу Дена даже не услышала, она твердила про себя настоящую фамилию матери, чтобы уж наверняка запомнить.
— Дедушка твой был красивый человек. Не говоря уж о Тео, конечно.
Дена взглянула на Кристину:
— Ле Гард. По-моему, совсем не похоже на еврейскую фамилию. Зачем же они ее сменили?
Кристина не поняла:
— На еврейскую?
— Да, зачем они ее меняли? Она скорее на французскую похожа.
— На еврейскую? — повторила Кристина, еще больше удивляясь. — Доктор Ле Гард не был евреем.
— Как не был? А что, бабушка была?
— Нет. И она не была. С чего ты решила, что они были евреями?
Кажется, Дену снова потащило вниз на качелях. То ли она окончательно потеряла рассудок, то ли Кристина намеренно ее запутывает.
— Разве вы только что не сказали мне, что дедушке пришлось спасаться от нацистов? Или я совсем сумасшедшая?
— Я говорила, что им пришлось спасаться, но вовсе не потому, что они были евреями.
— А о чем же вы тогда говорите?
Теперь настала очередь Кристины запутаться.
— Разве ты не сказала, что знала о дедушке?
— Я сказала, что знала, что у меня был дедушка. Но мама рассказывала мне про семью только то, что все они погибли при пожаре.