Конану нестерпимо хотелось ударить его кулаком в темное лицо, но вместо этого он только и сказал:
— Вероятно, вы могли бы рассказать об этих планах нам всем. Это могло бы повлиять на мое решение и, вероятно, на решение многих.
Взгляд Карелы оценивающе бродил от одного к другому, но теперь она пожала плечами и обратила глаза наверх.
— Мои псы будут делать то, что я им прикажу, киммериец!
Внезапно смех и пение замерли в лагере, и медленно опустилась тишина. Конан искал причины этой перемены и увидел на краю светового пятна Ситу. Он прижимал к своей широкой груди мощную секиру. Красные глаза слабо светились, когда его взгляд скользил по людям у огней, которые беспокойно перемещались или хватались за оружие в ножнах. С'тарра растянул безгубый рот над клыками в улыбке — или в издевательской ухмылке?
— Сита! — резко крикнул Аманар.
Не глядя по сторонам, с'тарра зашагал через лагерь и упал перед волшебником на колени. Нетерпеливый жест его господина вынудил его подняться на ноги и что-то прошептать ему на ухо.
Конан не мог ни слышать того, что сообщил ему слуга, ни видеть лица Аманара, но скрежет ногтей по посоху выдал его. Киммериец понял, что ему не понравилось то, что он услышал. Талбор, подумал он тотчас. Аманар сделал с'тарра знак замолчать и повернулся к Кареле.
— Мне, к сожалению, нужно возвращаться, — сказал он. — Неотложное дело требует моего присутствия.
— Я надеюсь, ничего серьезного, — сказала она.
— Не особенно значительное, — уверил ее волшебник, но его губы сложились в узкую щель в короткой черной бороде. — Я жду тебя утром. Спокойной ночи.
Он повернулся к Конану: — Подумай как следует, прежде чем принять решение, киммериец. Есть гораздо худшие вещи, чем та, которую я предлагаю. Сита!
Волшебник зашагал из лагеря, с'тарра следам за ним.
После того, как чешуйчатая тварь исчезла из глаз, в лагере быстро оживилось прежнее веселье.
Ордо подобрался к Конану и Кареле.
— Терпеть не могу этих ящериц, — заявил одноглазый заплетающимся языком. Он все еще держал обнаженный палаш в руке и кубок — теперь уже пустой. Он немного покачался на ногах, прежде чем снова заговорить. — Когда мы покинем эту проклятую долину и снова займемся вещами, в которых мы кое-что понимаем? Когда мы выйдем на караванную дорогу?
— Ты сильно пьян, мой старый пес, — сказала Карела почти нежно. Сперва проспись, потом мы снова будем разговаривать.
— Сегодня ночью я был в крепости, — сказал Конан спокойно.
Зеленые глаза Карелы, казалось, хотели просверлить его насквозь, когда они уставились в его — синие.
— Ты идиот! — прошипела она.
Ордо воззрился на обоих с полуоткрытым ртом.
— Подвески у него, — невозмутимо продолжал киммериец. — И танцовщицы. Во всяком случае, две из них. Три остальных бесследно пропали. Я уверен, что он их убил.
— Рабынь? — возмущенно вскричал Ордо. — Кто сделал бы такое? Даже волшебник…
— Не ори так громко, — приказала Карела. — Я разве тебе не говорила, чтобы ты не употреблял этого слова, пока я тебе не разрешу, чтобы не беспокоить зря людей? А ты, Конан, что за чушь ты несешь? Если танцовщицы пропали, то он их, наверное, продал. А твоя милая Велита тоже среди них?
— Нет, — проворчал Конан. — Но почему ты все еще так злишься на ее счет? Ты знаешь, что между нами ничего нет, чего нельзя сказать о тебе и Аманаре, судя по тому, как он тебя ощупывает.
— Нет! — испуганно вскрикнул Ордо и положил руку ей на плечо. — Не Аманар! Не с тобой! Я гордился, я был рад, что ты взяла Конана в свою постель, но…
Карела с пылающим лицом резко прервала его:
— Заткнись, старый болван. Что я делаю — и с кем, касается только меня одну! — Ее глаза метали зеленые кинжалы, которые она охотно воткнула бы в Конана, когда она повернулась и зашагала прочь.
Проходя мимо, она вырвала у Абериуса фляжку из рук и приложила ее к губам. Ордо потряс головой.
— Почему ты ничего не говоришь, Конан? Почему ты ее не удержишь?
— Она свободна делать все, что ей вздумается, — холодно отозвался киммериец. Его гордость все еще была оскорблена воспоминанием о том, что она терпела на своих плечах руки Аманара. — Я не имею права делать ей замечания. Почему тогда ты ее не удерживаешь?
— Я слишком стар, чтобы наживать себе колотье в боку, — фыркнул Ордо. — Твоя Велита и в самом деле в крепости? Я спрашиваю себя, почему же тогда ты не взял ее и подвески с собой и не смылся отсюда.
Он описал палашом широкую кривую.
— Она связана чарами. — Конан вздохнул и рассказал, какой он нашел Велиту и что она ему сказала.
— Стало быть он нас обманул, — пробурчал бородач, когда Конан закончил говорить. — А если он не сказал нам правды о подвесках и танцовщицах, то тогда в чем еще он нас обманул?
— Да почти во всем. Я хотел бы рассказать Кареле, что он сделал с Велитой, чтобы она убедилась, что он за человек, но если я скажу ей это теперь, то поставлю на карту все.
— И еще расскажет это Аманару, чтобы он посмеялся над твоей ревностью. Или над тем, что она считает ревностью, — поспешно добавил он, когда рослый киммериец бросил на него яростный взгляд. — Что мне делать, Конан? Даже сейчас не могу просто бросить ее в беде.