— Митра! — всхлипнул он. — Что это?
— Во всяком случае, не кецанкианец, — сухо ответил Гаранидес.
Лейтенант, шатаясь и сдавленно рыдая, прошел несколько шагов, и его вырвало. Гаранидес покачал головой и снова повернулся к солдатам.
— Так видели вы что-нибудь еще или нет?
— Конечно, сэр. — Нарсес был откровенно рад возможности поговорить о чем-нибудь еще, кроме этого существа в расселине. — Лошадиные следы, сэр. Двадцать или больше. Они вышли из лагеря внизу, прямо здесь — прошли мимо этого места и направились в этом направлении. — Он показал, вытянув руку, на юг.
— Будем преследовать дальше? — пробормотал капитан, обращаясь сам к себе.
— Мы должны повернуть назад! — прохрипел Ахеранатес внезапно. — Мы не можем сражаться с демонами.
— Я впервые вижу демона, убитого обыкновенным человеческим клинком, ровным голосом ответил Гаранидес. Он с облегчением заметил, что после слов Ахеранатеса паника прошла. — Вытащите труп наружу, — в его глазах появилась решимость. — Мы спросим нашего кецанкианского приятеля, видел ли он его или таких, как он.
Ворча себе под нос, кривоногие кавалеристы забрались в расселину и выволокли неподвижное тело наружу. Пока они занимались этим, капитан возвратился в лагерь.
Кецанкианец лежал с раскинутыми руками и ногами, привязанный к кольям, на земле, окруженный солдатами, которые заключали друг с другом пари, раскроет он наконец рот после следующей пытки или будет молчать. На углях небольшого костра лежало около дюжины металлических прутьев. Запах паленого мяса и красные полосы на ступнях и на безволосой груди пленного говорили о том, для чего использовались эти прутья.
Резаро, который сидел на корточках возле кецанкианца, осторожно засунул металлический прут в огонь.
— Он немного пока что рассказал, сэр, — доложил он.
— Неверные псы! — прохрипел пленный. Его черные глаза сверкнули на Гаранидеса поверх длинной спутанной бороды, которая была почти такой же черной. — Отродье грязных верблюдов! Ваши матери не лучше глупых овец! Ваши отцы…
Резаро равнодушно закрыл ему рот рукой.
— Я сожалею, сэр. Но в любой из их деревень любому из нас, окажись мы на его месте, пришлось бы намного хуже. Этот парень рассматривает как персональное оскорбление, что мы хотим получить от него немного сведений, вместо того, чтобы прикончить его на месте.
— Я не стану говорить! — проворчал кецанкианец. — Перебейте мне кости на руках — я не стану говорить! Выколите мне глаза — я не стану говорить! Отрежьте мне…
— Это действительно очень интересные предложения, — прервал его Гаранидес. — Но я хочу от тебя кое-чего совсем иного. — Черные глаза смотрели на него встревоженно. — Я ручаюсь, что кто-нибудь там, наверху, по меньшей мере, один из твоих людей смотрит сюда вниз, на нас. Может быть, кто-то из твоего рода. Но это не играет большой роли. Как ты думаешь, что случилось бы, если бы этот наблюдатель увидел, как мы, улыбаясь, развязываем твои путы, помогаем тебе встать на ноги и дружески похлопываем тебя по плечу?
— Убейте меня! — прошипел человек. — Я ничего не скажу.
Гаранидес рассмеялся.
— Нам не нужно тебя убивать. Этого они от нас и ждут. И от них ты примешь гораздо более долгую и мучительную смерть — вот чего я боюсь, приятель. И твой дух навсегда будет обречен бродить между этим миром и миром следующего рождения, одинокий, отверженный всеми живущими существами — и демонами.
Кецанкианец все еще молчал, но выражение его лица было нерешительным. Ну, хватит, подумал Гаранидес.
— Нарсес, принеси сюда падаль и покажи ее нашему гостю.
Солдаты отвернулись, глотнули и забормотали охранительные заговоры, когда Нарсес с еще одним товарищем приволокли окоченевший труп.
Гаранидес не выпускал пленного из виду. А он быстро отвел глаза от мертвого человека-ящерицы и снова, полный жгучей ненависти, повернулся к капитану.
— Тебе знакома эта тварь, не так ли? — спросил его капитан.
Кецанкианец нерешительно кивнул. Теперь он смотрел на Гаранидеса так, словно хотел его убить.
— Таких, как он, называют с'тарра. — Он скривил рот и плюнул. — Многие из этих трижды проклятых стервятников служат злодею, который живет в мрачной крепости на юге. Многие мужчины и даже женщины и дети пропали за ее толстыми стенами, и никто их больше не видел, ни живых, ни мертвых. Не осталось даже тел, которые можно было бы предать земле, чтобы их мертвые души могли обрести мир. Этого поругания мы не могли выносить безнаказанно. Поэтому мы убиваем друг друга…
Тонкогубый рот снова скривился, и человек мрачно посмотрел в пространство.
— Врешь, — насмешливо сказал Гаранидес. — Правда тебе известна так же, как твой папаша известен твоей мамаше. Вы, горные псы, не видели никакой крепости. Вы даже боитесь своих баб и покупаете себе детей за медные деньги.
Смуглое лицо становилось все более темным и яростным по мере того, как капитан говорил.
— Развяжи меня! — взвыл Кецанкианец. — Развяжи меня, ты, который пьет мочу шакалов, и я смогу доказать тебе свое мужество, я искромсаю тебя на куски!
Капитан презрительно рассмеялся.
— Даже если вас соберется несколько человек, вы не сумеете даже взять штурмом глинобитную хижину, в которой живут старая баба с внучками!