Хватит!
12 ноября, …долго не возвращался к записям. Все хорошо. Все много лучше, чем предполагалось. Дети живут друг с другом, как супруги. Мучаются, что во грехе. Просили монаха обвенчать их. Ко мне же Витольд обратился за благословением, как к опекуну. Еле уговорил отложить. Потом долго успокаивал нашего святого. Он кричал, что, если малыш однажды искалечит девицу (хотя какая она теперь девица?!) — грех будет на мне. Каюсь, я и сам не понимаю, как у детей получается… мать Витольда, опытная шляпница, выученица Толстухи Лизхен — и рыхлая, болезненная Матильда… нет, не понимаю!..
Костя со своими оставили нас.
Проклятая мнительность!..
(На отдельном листе, наискосок, корявым почерком новичка):
ПРАШЛО МЕСЕЦ
LXVIII
Говорят, грешно любоваться спящими. Грешно И опасно. Тетка Катлина стращала: ежели, значит, тело очнется, а душа на миг припоздает, из горних-то высей, — можно самому в пустой взгляд навеки кувыркнуться. Станешь дурачком, вроде Лобаша. Брехала тетка, наверное. Лобаш таким родился, никому в сонные глаза не смотрел.
Спи, Тильда.
Улыбайся во сне.
Вит ничего… еще чуточку посмотрит и купаться побежит.
Но вместо купания юноша, неожиданно для себя самого, отправился бродить по обители. С отъездом Базильсонов забавы прекратились, жизнь вошла в размеренную колею, сделалась пресной. Вит даже заскучал по мельнице. Сейчас мешки таскать, и то в охотку! Когда б не Матильда, совсем тоска бы одолела… Временами мечталось: враги, пожар и он, Вит, крушит супостатов вдребезги, заодно спасая девицу из огня.
Ну и святого отца с Душегубом, ясное дело. Их тоже спасает. Страсть как хотелось опекать и защищать. Драться хотелось. Есть хотелось, много больше прежнего.
А еще хотелось знать: зачем он забрел сюда…
В книжкин амбар. Грамоте учиться? Так Тильда спит-нежится, а мейстер Филипп ушел. Еще вчера.
Обещал только к вечеру явиться.
Зато вон святой отец стоит, у стеночки. Кричит криком, а выходит шепотом. Страшным, сорванным:
— Нет! И еще раз говорю тебе: нет!
Пальцем в налойный столец тычет. На стольце свитки всякие, переплеты из кожи, с застежками. А святой отец головой мотает: ни-ни! Будто его уговаривают, злато-серебро сулят, а он на все это добро и глядеть не хочет. Тень от него по стене: худая, птичья. На святом отце плащ с капюшоном, а на тени вроде как башлык: края от ветра плещут. Виту страшновато стало. А ну как сойдет тень со стены? Дед Юзеф, помнится, сказкой пугал: «Падет день, встанет тень: «Я — Царь Змеиный! Дай в рот плюну! — поймешь язык птиц и зверей, гадов земных…»
Ф-фу, глупости…
— Подобру ль спалось, святой отец?
Замолчал фратер Августин. Щекой невпопад дернул:
— Ты?
— Я, отче. Кому ж еще быть?
— Не скажи, Витольд. Есть кому — быть. Многие тут…
Кто — многие? Ангелы? бесы? Наверное, таки бесы. Имя им… имя… юрод Хобка, бывало, пацанве рассказывал… О! Точно! Имя им — галеон! Здоровый такой кораблище, а матросят на нем чисто бесы! Искушают святого отца, коврижками подманивают, а он им — шиш в рыло. Или это святой отец просто умом тронулся? Тильда выздоровела, а на него перешло…
— Знаешь, Вит… В обитель мне надо.
— Вы б поспали, отче… А? Все легче будет. Или водичкой умойтесь, холодненькой. Мы же в обители…
— Не пори ерунду, сын мой. Думаешь, я безумен?! Верно думаешь, да неверно. Мне в мою обитель надо, в монастырь цистерцианцев. Времени много прошло, как бы не пара месяцев. Я раньше каждый месяц возвращался. Приор [37] тревожиться станет, в розыск подаст…
— Пара месяцев?! А я думал… Ладно, святой отец. Вернется мейстер Филипп, он вас и проводит обратно. Ложитесь спать, он скоро… не беспокойтесь.
Зарделся Вит майской розой. Чудно вышло — вроде он дитя малое успокаивает. Вот вернется мамка, заберет домой… Однако Августин на Витов румянец внимания не обратил.
— Не могу ждать боле! К чему мне Филипп, когда…
Монах осекся. Лицо напряглось, пошло складками. Будто святой отец прямо сейчас узрел чудо невиданное, и зрелище потрясло его до глубины души.
— Да ведь это книги! Те же книги! С виду различны, а на самом деле…
— Кто, отче?
— Притворщики! Лицемеры!
— Да кто же, наконец!
— Двери! Двери — книги! Книги — двери!..
— Святой отец! Поспать бы вам… капельку…
— Если уметь их читать! Если узреть за кажущейся разницей общую суть! истину языка, единого для всех… Нам только кажется, что двери ведут в разные места! Кажется!.. мы открываем дверь, как книгу, мы открываем книгу, как дверь, путаясь в словах и путях!.. Глупцы! Главное: научиться правильно открывать!.. смотреть в корень…
«Сбрендил святой отец! Ой, мамочки… Надо бы его потихоньку в келью увести.
Отпоить чем-нибудь… Разбудить Тильду? — она у меня вещунья, совет даст…»
— Ты не веришь мне, сын мой.
Голос монаха, весь в трещинах, словно кора дуба, звучал устало. Но позади, за усталостью бессонных ночей и опасных откровений, пряталась радость возбужденья, восторг от открывшегося, желание поделиться им — сию минуту, немедленно!
— Не веришь. Я и сам себе уже плохо верю. Господи! На Тебя одного вера моя, на Тебя упование!.. Монах шагнул (…вода, грохоча, рушится с кручи; стекло брызг…) мимо растерявшегося Вита к двери библиотеки. Уверенно взялся за ручку, потянул на себя.